После нас

Волгин Юрий

– Отдай бяку! Отдай бяку! Бяку отдай!!!

Густав закрыл глаза и начал падать назад. Он чувствовал, что это единственное на данный момент, что он может позволить себе сделать со своим телом. Закрыть глаза и расслабиться, перестав контролировать все мышцы.

Он падал очень долго.

ОТДАЙ БЯКУ!!!

Словно в вечность.

БЯКУ ОТДАЙ!!!

А голос высверливал ему мозг изнутри.

ОТАДАЙ!

БЯКУ!

Голос

внезапно исчез. Как и девочка. Как и Легионер. Как и цветастое платье со сборками. Густав открыл глаза. Вокруг царила темнота. Ничего не видно. Он попытался пошевелить рукой. Вроде бы нормально, но ее тоже не было видно, поэтому с равным успехом у него могло вообще не существовать руки.

Рук. Ног.

Тела.

Парение в беззвучной невесомости. Такой большой в таком маленьком и одновременно огромном, бескрайнем мире. По ощущениям это похоже на его кошмарный сон. Или…

– Я умер? – спросил он вслух, не ожидая услышать ответа.

Но ответ был:

– Ты жив, придурок!

– Семен? – Странник потряс головой. – Это ты?

– Да я, я. Очнись. Открой глаза. Эй!

Звонкий шлепок и жгучая боль в районе щеки. Внутри Густава что-то напряглось, выгнулось и затем рвануло наружу. В глаза ударил свет – яркий и слепящий. Он перегнулся и свалился с рук Семена на землю, забрызгивая все вокруг фонтанирующей рвотой. Когда спазмы в желудке закончились, Густав опрокинулся на спину.

Его окружало человек десять, среди которых крутился и встревоженный полусонный Марков.

Ослепительный свет ушел куда-то, уступив место свету мягкому, от фонарей. Черное звездное небо кружилось над ним то в одну, то в другую сторону, цепляя за собой хоровод склоненных лиц, словно множество бледных лун. Странник со свистом втянул в себя прохладный ночной воздух и сжал кулаки. Раздался хруст. Он поднял руку и увидел перед собой прозрачный пакетик с кристаллами, которые заливала синяя густая жидкость. Легкий холод тронул запястье Густава – в компрессе наступила реакция.

– Что это было? Где девочка? Вернее, Легион…

– Какая еще к черту девочка и Легион? Ты грохнулся в обморок и часа три валялся без сознания, – говорит Семен.

– Это из-за сотрясения мозга, я же говорил, – слышится голос доктора Шомова, но странник его не видит.

– Значит, всего лишь сон.

– Сон, сынок, сон. Поднимайся, – а это Марков. Старик Марков. Как всегда, рядом в трудный момент.

– Я… – Густав приложил холодный пакет к раскаленному лбу и застонал от наслаждения. – Я в порядке. Только полежу тут и встану.

Одобрительный смех.

Жителям нравится такой ответ, достойный настоящего мужчины. Даже больше – странника. Его поднимают и группой ведут на первый этаж, на место Маркова. Старик суетится, подбадривает странника и сообщает, что с радостью поспит и на девятом,

с такой-то оказией.

Густав кивает ему. Вернее, ему кажется, что он кивает. Смотрит себе под ноги и видит на полу отражение девочки, указывающей на него пальцем. Он моргает, и видение исчезает.

Странника кладут на кровать, он разжимает пальцы, отпуская ледяной компрессор, и практически мгновенно засыпает.

Облегчение.

И в эту ночь ему больше не снятся кошмары.

Глава 14

Густав окончательно проснулся от мелодичного звона колокола. Но прежде его разбудило давящее ощущение всеобщего возбуждения, мобилизации чувств и эмоций. Это напомнило ему детство, когда он засыпал перед своим днем рождения, а когда просыпался, то в корабле никого не было. Тишина, стоп машина, бросить якоря. Но он всей кожей ощущал, что готовится что-то интересное. Потому что иначе и быть не может, потому что каждый день рождения – это маленький праздник для маленького странника, так говорила ему мать.

И когда он выходил из корабля, то чувство радости достигало предела, щекотало горло и раздвигало уголки рта как можно шире. Всего их было трое – он, мать и отец, но их общие эмоции заставляли Густава смеяться и весь последующий день провести в прекрасном настроении.

Здесь же, в городе, жило гораздо больше людей, и именно поэтому эмоции толпы буквально вырвали Густава из сна, а колокол лишь помог все осознать и окончательно проснуться.

Он протер глаза. С лицом стало уже получше, но все равно оно еще болело. На теле то там, то здесь виднелись желто-фиолетовые пятна синяков.

В комнату заскочил Семен. Он был умыт, выбрит, влажные волосы аккуратно причесаны, а в руках открытая консервная банка и початая пачка крекеров.

– Доброе утро! Кошмары больше не снились?

– Нет. – Густав улыбнулся, застегивая ремень. – Ничего такого, спал как младенец.

– С соседом не виделся?

– А он у меня есть? Я только проснулся, уж извини.

– Понятненько. Вот, держи. – Семен протянул страннику еду. – Поешь по-быстрому. Тут бычки в томатном соусе, объеденье! С крекерами просто супер, мое самое любимое блюдо, если не считать настоящего мяса. Умойся и бегом к церкви.

– Куда?

– К церкви. Здание с крестом, там отец Захарий службу каждое утро проводит, нужно быть всем жителям дома.

– А. – Густав сел на стул, отломил половину крекера и намочил его в красном, густом томатном соке. – У храма.

Семен, уже в дверях, резко обернулся. В его глазах опять вспыхнуло стальное пламя, свидетельствующее о том, что Густав сказал нечто ему неприятное.

– Не храм, а церковь, – тихо сказал он.

– И в чем отличие?

– Храм у язычников. Например, у людей Бояра, где они поклоняются Легиону.