После нас

Волгин Юрий

Люди молчали, слушая Захария, и только Семен следил за странником, не спуская с него глаз.

– Зато я знаю, как объяснить, – сказал Густав. – Я почти с самого начала догадался. Дело в том, Захарий, что это не бог.

– Как это – не Бог? – еле выдавил святой отец.

– Очень просто. Я долго думал, и выходит, все сводится к одному. Предыстория вашей семьи, двора или общины, называйте как хотите, слишком сладкая. Для чуда – в самый раз. Но посмотрите на вещи прямо, не искажая их глупым воображением. Эта церковь, – странник показал на здание, где всегда горела маломощная желтая лампочка над входом, – была построена до вашего появления здесь.

И не случайно, нет. Я считаю, что специально для таких, как ты. Мне приходилось слышать о подобных вещах из рассказов странников, но тогда это больше походило на страшилки у костра, чем на реальность. Черт, я и о Легионе когда-то думал точно так же! Теперь вот, когда самолично столкнулся с этим, я склонен им верить.

– О чем же говорится в этих «страшилках»? – спросил Семен, сделав ударение на последнем слове.

– О том, что кто-то потрошит людей, вшивая им датчики, как в машины. Странники называют его хирургом. Не знаю, почему так, мне это слово ни о чем не говорит. Но вроде бы однажды пропал странник, а потом очнулся вдалеке от своего корабля, с зашитой брюшиной. Он как-то добрался до машины и прожил после этого год, хотя некоторые говорят, что и все пять лет. А в один прекрасный день решил включить общий навигатор… Это такая штука, которая отслеживает любые источники сигнала, а не только нашу волну. И он обнаружил, что сам является источником. – Густав замолчал и задумался, а затем продолжил: – Его каким-то чудом аккуратно вскрыли и вытащили из живота маячок. Он-то и давал сигнал. Странник говорил, что то место, где сидел датчик, у него болело и как будто током било, когда он к чему-нибудь металлическому прикасался.

– При чем тут Бог и церковь? – спросил отец Захарий.

– Вот при чем. – Густав щелкнул пальцами, стараясь подобрать слова и выстроить логическую цепочку. – Семен рассказал мне историю о том, как у тебя появился шрам. Я вспомнил, что ты держался за металлическую дверь церкви, когда говорил якобы с богом. Потом я осмотрел церковь изнутри и увидел там проводящие пластины, которые ведут наверх, к антенне стало быть, крест на верхушке очень для этого подходит. Все это сделано для усиления сигнала. Кто-то зашил в тебя передатчик, Захарий. Вернее, не кто-то, а обладатель этого голоса, который знает много обо мне и обо всех. Все было предопределено. Он ведь и привел вашу общину именно сюда, чтобы легче было с тобой общаться и нести людям определенную информацию. Он и меня хочет вести, просчитывая каждый шаг. В этом плане мы с тобой вроде родственников, только в мои кишки или мозги ничего не впихнуто, что не может не радовать. Скажи, ведь изначально голос плохо слышался? Почему ты стал прикасаться к церкви при контакте?

– Поначалу я слышал его как будто издалека, с помехами, с треском, – ответил Захарий. – А когда мы переехали в этот двор, стало легче. В церкви я слышал его хорошо, а однажды утром упал, коснувшись алтаря, и меня как будто лучом света пробило. Его голос заполнил всю мою голову, все тело, до кончиков пальцев на ногах, весь разум. Это было… прекрасно, божественно. На меня спустилась благодать.

– Это был человек, который затеял странную игру, Захарий, – сказал Густав.

– Но погоди. – Святой отец поднял руку. – Где же во мне этот передатчик зашит и как он действует?

– Где шрам – там и передатчик. – Густав постучал себя по лбу. – В голове, стало быть.

– В голо…

Отец Захарий ощупал свою голову и провел пальцем по шраму. Потом посмотрел на Густава, повернулся к людям,

ища поддержки, и вдруг упал на руки, встав на четвереньки. В горле у него заклокотало, и его вырвало тугой жидкой струей. Люди отшатнулись, и лишь матушка Мария бросилась к святому отцу, заботливо взяв его за плечи, как и тогда, при его очередном приступе «разговора с Богом».

Густав поморщился, учуяв кислый запах непереваренных консервов вперемешку с морковью и свекольно-чесночным салатом.

– Я не верю, – прокаркал Захарий, и его снова вырвало.

– А я верю, – громко выкрикнул Семен и заковылял к Густаву.

Подошел к нему, убрал руку с костыля и протянул ее страннику.

– Все это выглядит очень странно, но я верю тебе, Густав, – сказал он. – И все, что я услышал из этого плеера, не очень хорошо тебя характеризует как человека. В самом деле, ты настоящий говнюк. Но… ты такой, какой есть. И Бог, этот голос, для многих из нас это настоящее потрясение.

Отец Захарий попытался подняться с колен, у него это не получилось, и он закричал, тряся кулаками и задыхаясь:

– Я не верю, Господи! Я не могу поверить в это!

Матушка Мария обняла его, присев рядом, недалеко от расползающейся лужи зловонной блевотины, и тихонько заплакала. Ей вторило еще несколько голосов из толпы.

Густав пожал руку Семену и сказал:

– Прости меня, что так вышло.

– Тебе не нужно просить прощения. Помнишь, ты сказал, что не надо быть благодарным тебе за спасенную жизнь. Так вот, считай, что мы в расчете.

– Спасибо. – Странник улыбнулся.

– Честно признаться, я всегда колебался в вере, вопрос ведь сложный. Иногда на меня нападало что-то жуткое, засасывающее в трясину неизвестности, и я готов был отдать Богу свою жизнь, целиком, без остатка. А иногда охватывали тоска и неверие, которые я старался порубить на мелкие куски с помощью разума и выкинуть куда подальше. Но не получалось, я всего лишь прятал эти чувства под половичок, что лежит у меня возле кровати. Потом, проснувшись, наступал на них, находил, собирался обратно, и все начиналось заново… Ладно, это уже в прошлом. – Семен досадливо махнул рукой. – Лучше скажи, что там с твоим кораблем, удачно все прошло?

– Пойдем сядем возле подъезда на лавочку, и я тебе все расскажу, – сказал Густав.

И они пошли, как старые друзья, вместе, плечом к плечу.

Люди расходились по домам, поодиночке и группами. Кто-то оставался возле отца Захария, но на расстоянии, не подходя ближе. Он же лежал на земле, а его борода торчала вроде бы горделиво, но одновременно с этим и как поверженный стяг. Матушка Мария сидела рядом и гладила его по голове, что-то быстро, судя по движению губ, проговаривая.

Некоторые жители двора задерживались возле Густава, кивая или говоря ему что-то будничное, другие проносились мимо, неся за собой шлейф ненависти и страха, словно это странник лишил их веры в сказку. Впрочем, так оно в принципе и было, если опустить некоторые моменты.

Густав не обращал на них внимания. Он рассказывал Семену о том, что произошло на территории автоинспекции, и охотник слушал его и, казалось, был полностью погружен в разговор. Но иногда в его глазах мелькало что-то туманное, какая-то пасмурная моросящая туча заслоняла их, и тогда, Густав видел это, Семен не слушал его, а пытался наладить контакт с своим внутренним Я.

Охотник тихо боролся с тем, что сводило с ума отца Захария.

Прошел к себе Игорь. Он не сказал страннику ни слова, только холодно улыбнулся.