После нашего разрыва
Шрифт:
— Мы не расставались.
Зак практически выскочил из кресла рядом с ней.
— Подожди! Что? Вы все еще вместе? Я думал, ты сказала...
— Он умер, Зак. Больше года назад, — девушка подняла подбородок, встречая его взгляд.
— Дерьмо, — мужчина поморщился, откинувшись на спинку стула и поставив стакан на стол. — Вайолет, я понятия не имел. Извини. Мне действительно очень жаль.
Она проглотила комок в горле и залпом выпила оставшуюся часть напитка, а затем поднесла стакан к нему.
— Это был несчастный случай. Парень, сбивший
— Господи! Это ужасно, — Зак поспешил открыть бутылку скотча и наполнить ее стакан.
Вайолет сделала еще один глоток.
— Худший день в моей жизни.
Он постоял перед ней минуту напротив журнального столика, и девушка осознала, что мужчина пытался понять, стоило ли ему обнять ее или утешить. Вайолет надеялась, что он не сделает этого и надеялась, что сделает. Она была в полном беспорядке. Наконец, Зак снова сел.
— Вы двое были вместе долгое время.
— Почти восемь лет.
— Вы были женаты? — спросил Зак.
Она покачала головой, закусив верхнюю губу, когда ее глаза начали слезиться.
— Помолвлены?
Девушка снова покачала головой, вспомнив, как полиция отдала ей потрепанную коробочку, которую нашли в парке через дорогу.
— Почти.
— Мне очень жаль, Вайолет. Я чертовски сожалею, — он приподнял свой стакан в ее сторону. — За Шепа. Он был хорошим человеком. Был... хорошим мужчиной для тебя.
Вайолет подняла стакан к своим губам, услышав в своей голове его невысказанные слова, будто он сказал их: «лучше, чем я был».
***
Лучше, чем я был. Это уж точно.
Зак искренне сожалел, узнав о смерти Шепа Смолли. О, было много раз, во время его второго курса в Йеле, когда он видел Вайолет с Шепом и хотел, чтобы Шепард, чертов, Смолли, был мертв. По мере того, как недели превратились в месяцы, и сколько бы времени ему не понадобилось, чтобы отвоевать ее, Зак видел, насколько Шеп был для нее лучшим вариантом. Он был тем добродушным, уверенным американцем с хорошими манерами и голубой кровью, который был пятым поколением в Йеле и джентльменом от отца к сыну. К тому времени, когда Зак понял, что потерял, он знал, что не мог конкурировать с Шепом Смолли.
Фактически, Зак сделал свою первую татуировку после того, как впервые увидел, как они целовались. Он шел из лекции обратно в свою комнату, когда проходил мимо них под мостом, соединявшим восточную и западную стороны общежития. Его сердце сжалось, увидев ее в руках красивого блондина из братства; ее голова откинулась назад, когда другой мужчина целовал ее в губы. Зак напился дешевого бурбона той ночью и проснулся с крошечной фиалкой на внутренней стороне его запястья, прямо над пульсом. Это была единственная татуировка, которая действительно значила для него нечто важное. Другие тоже что-либо означали, но эта была единственной, которая действительно имела значение.
— Он был хорошим человеком, — сказала Вайолет. Она
— Да! Конечно. Итак, я пишу музыку...
— Ты всегда был действительно очень талантливым, Зак, — она улыбнулась сильнее и, шмыгнув носом, сделала еще глоток скотча. — Это просто замечательно. Что ты написал? Что-нибудь, что я знаю?
— Да, я уверен, — какого предательского рокерского гимна, он стыдился меньше всего? Хм. Удивительно трудный выбор, так как они почти все были дерьмом. — Ты слышала «Проливной дождь»? От «Механикс»?
— «Механикс»? Группа тяжелого, очень тяжелого металла, верно?
Зак кивнул головой.
— Да. Как насчет «Slammin’ in the Sun»? От «Savage Sons»?
Вайолет покачала головой, выглядя неуютно.
— Это не имеет значения. В любом случае, это все дерьмо, — выдал Зак. — Я давно не писал ничего хорошего. Но скоро это изменится.
— Материал, который ты написал в колледже, был отличным, — сказала девушка, ободряюще улыбнувшись.
— Материал, который ты написала в колледже, был отличным.
— Поэзия? Она была нормальной.
Нормальной? Она сумасшедшая? Ее поэзия была эпической. Мужчина посмотрел на ее опущенные глаза.
— Полагаю, ты написала уже дюжину поэтических книг?
— Нет. Я написала всего один роман, — она отвела глаза и ее щеки залились румянцем.
Зак знал о ее книге, но еще не был готов открыть этот ящик Пандоры.
— Почему больше не пишешь стихи? — спросил он вместо этого.
— Они не продаются, — застенчиво ответила Вайолет. — Я никому об этом не рассказывала, но отправила коллекцию редактору «Masterson». Издательская компания. Я ничего не получила от них в ответ. Они не были достаточно хорошими.
— Сомневаюсь в этом, — сказал он грубым и сердитым голосом.
Зак знал о «Masterson House Publishing». Они принадлежали тому же конгломерату СМИ, который владел «Cornerstone Records». Он поднимался через их этажи в здании на лифте, когда приезжал в штатную студию записывать песню или использовать комнату, где мог писать. Редакторы, входящие и выходящие из лифтов, выглядели как скучные, несостоявшиеся и старомодные служащие в костюмчиках. Внезапно Зак возненавидел их всех за то, что они не дали творчеству Вайолет шанса.
— Но это не помешало тебе, — сказал мужчина. — Ты все еще пишешь их, не так ли?
— Не так часто. Если я это и делаю, то никому не показываю. Это только для меня. Наверное, ничего не могу с этим поделать.
— Это было бы огромнейшей потерей для мира, если бы ты остановилась, Вайли. Я серьезно. Твои стихи были лучшими...
— Зак... — она начала протестовать, но где-то в доме зазвонил телефон, и она подпрыгнула на ноги. — Вау, это было громко! Должны ли мы ответить?
— Не-а. Пусть ему отвечает автоответчик.