После поцелуя
Шрифт:
– Даже если так, – вслух произнес Уоринг, – я один-два раза обойду это место сегодня ночью. Так что не стреляй, пока не удостоверишься, что это не я.
Винсент усмехнулся, дернув себя за кепку.
– Я сделаю все, что в моих силах, сэр.
– Это означает, что ты не пойдешь со мной в «Иезавель»? – спросил Брэм, следуя за ним по большому конюшенному двору к маленькому двухэтажному коттеджу Салливана.
– Я думал, что сегодня вечером у тебя бал и что-то такое.
– Олмак, – ответил его друг, таким тоном, словно одно это словно должно
– Скажи мне еще раз, почему у тебя нет друзей, равных тебе по положению в обществе? – спросил Салливан, когда они вошли в коттедж, снимая грубую рабочую куртку и вешая ее на колышек возле двери.
– Они завидуют моей красоте и острому уму. А вот ты знаешь мою истинную, внутреннюю сущность.
Салливан покачал головой.
– Единственный раз, когда я видел твою внутреннюю сущность – это когда тебе рассекли руку. Там все красное.
– Вот именно. Точно так же, как и твои внутренние органы. Видишь, у нас так много общего.
Очевидно, Брэмуэллу сегодня вечером было скучно, и точно так же очевидно, что у Салливана не будет ни минуты покоя, если он не уступит.
– Угости меня ужином, и я пойду с тобой, – произнес он, погрузив руки в умывальный таз и отскребая с них грязь.
– Согласен. А потом ты сможешь рассказать мне, что собираешься делать со своей проблемой.
Его проблема. Леди Изабель Чалси. Пожав плечами, он бросил Брэмуэллу бутылку виски.
– Не такая уж она и проблема, – небрежно ответил он, устало поднимаясь по лестнице, чтобы переодеться в вечерний костюм. – Она продемонстрировала свою храбрость, так что я вытерплю ее пару дней, а между тем ясно дам понять, что ей нужно держать свой прелестный рот на замке.
– Ее «прелестный» рот? – повторил лорд Брэмуэлл с первого этажа.
Черт побери.
– Да, ее рот. Если она будет держать закрытым нос, то от этого мне не будет никакой пользы, не такой?
– Это зависит от того, сколько времени вы будете проводить в конюшне рядом с лошадиным дерьмом.
Самым мудрым планом на сегодняшний вечер, вероятно, было бы остаться дома и провести следующие часы до его утреннего визита в Чалси-хаус, размышляя, что именно он собирается делать с леди Изабель. Салливан шумно выдохнул.
Он пользовался популярностью у знатных дам и имел вполне достаточно любовниц. Однако тут все было по-другому, было запутанно. И, несмотря на поцелуй и странную… связь, которую Салливан ощущал с ней, он не был уверен, что эту трудность ему нужно разрешать с помощью физического доминирования или запугивания. Чего боятся избалованные, хорошенькие девицы? Что он может предложить или чем угрожать, чтобы убедить ее сохранять молчание? До этого момента она хранила его секрет, но он не имел понятия почему. И ему без промедления нужно было найти ответ на этот вопрос.
Салливан натянул чистую рубашку и застегнул поверх нее жилет, а затем облачился в сюртук. Клиентура в «Иезавель» носила смешанный характер, от торговцев до банкиров, от коннозаводчиков до вторых сыновей герцога, но он будет в компании Брэма,
– Ты выглядишь прелестно, – протянул Брэм, сидя в кресле внизу возле очага. – Даже красивее меня. Не знаю, нравится ли мне это.
Фыркнув, Салливан набросил пальто и касторовую шляпу.
– Ты все еще самый красивый, – ответил он, а затем позвал миссис Ховард, свою экономку, и велел ей загрести жар в топке и отправляться домой на ночь.
– До тех пор, пока мы согласны друг с другом насчет этого, – продолжил Брэм, показывая путь к своей карете. – Итак, что ты знаешь о семье Чалси?
Салливан занял противоположное сиденье, и гигантский черный экипаж сдвинулся с места.
– Они богаты, есть дочь и два сына. Старший – граф со склонностью к прекрасным лошадям, дочь очень чутко спит, и в их распоряжении находилась одна из картин моей матери.
– Ты начинаешь говорить цинично.
– Я и так циничен.
Брэмуэлл некоторое время смотрел на него, в неосвещенной карете его глаза скрывались в тени.
– Каким-то чудом ты все еще жив, Салливан, – наконец тихим голосом проговорил он. – Чалси – люди высокой морали. И их дочь – одна из любимиц высшего общества. Не принимай молчание леди Изабель как должное. Мне совсем не хочется, чтобы ты оказался на виселице после того, как я потратил столько усилий, чтобы спасти твою жизнь в Испании.
Салливан прищурил глаза.
– Ты ведь не беспокоишься обо мне на самом деле, не так ли, Брэм? Потому что я думаю, что совершенно ясно объявил о своих намерениях, когда началось все это, и ты все равно согласился указывать местоположение, где я могу найти эти картин и где ты заметил их. Ничего не изменилось.
– Тебя увидели. Это все меняет. И даже если ты сможешь сейчас убедить ее держать то, что она знает, при себе, то что произойдет, когда ты отправишься за следующей картиной? Станет ли она молчать и тогда?
Салливан долго молча смотрел через окно кареты на залитый лунным светом вечерний пейзаж. Его конюшня находилась как раз в пригороде Лондоном, но ощущалось так, словно это была глухая деревня. И все же, через пару миль они снова окажутся в центре города.
– Я иду на этот риск, Брэм. Если ты отказываешься от участия в нашем…
– Нет, я не отказываюсь. Проклятие, да ты упрям. Тогда пусть тебя повесят. Я продолжу делать свое дело.
– Это все, о чем я прошу.
На протяжении всего ужина он отмахивался от вопросов Брэмуэлла по поводу его планов, касающихся леди Изабель, и от Молли Купер, которая хотела узнать о его планах на остаток вечера. Дочь трактирщика была прелестной малюткой, но ходили слухи, что ее отец держал заряженный мушкет за бочонками с пивом, а Салливан не считал, что риск будет стоить такой награды. Помимо этого, на уме у него было совсем другое.