После поцелуя

Рэнни Карен

У платья был круглый вырез, оставлявший обнаженной часть тела на спине и груди. Склонившись к плечу женщины, Хоторн прошептал, касаясь ее губами:

– Это еще не поцелуй, Маргарет. – Но его горячие губы уже прикасались к ложбинке между грудей, а пальцы стягивали вниз лиф платья.

Хоторн поблагодарил про себя провидение за то, что она не была невинной или чьей-либо женой. Черт, как жаль, что спальня так далеко!

Она же может передумать или убедить себя в том, что такое поведение недопустимо, или, в конце концов, его привычка подчинять все поступки логике может все испортить.

Нет, до спальни им сейчас не добраться, это точно.

Майкл подвел Маргарет к дивану. Она уселась, а он подложил ей под спину подушки. А затем обернул ее плечи шалью и расстегнул оставшиеся пуговицы. Маргарет молчала, но ее глаза распахивались все шире. Ее молчание сводило Хоторна с ума.

Он осторожно спустил вниз ее сорочку. Немного, всего на пару дюймов, чтобы обнажить нежные розовые соски. Прикоснулся к одному пальцем – медленно, изучающе. Маргарет закрыла глаза, а Хоторн осторожно стянул вниз весь лиф, полностью высвободив из него ее груди.

Майкл стал осыпать мелкими поцелуями ее шею, плечи, провел губами невидимую линию вниз от плеч до груди. Похоже, она млела от его ласк. Вот он взял в руку сосок и слегка потянул его. А затем рука опустилась, за дело взялся язык – нежно и медленно обводя круги вокруг соска. Маргарет положила руку Майклу на затылок и пригнула его голову ближе к себе. Через мгновение он приоткрыл губы, и сосок попал во влажное тепло его рта. Он сосал и слегка прикусывал его, тянул и ласкал ее трепещущую плоть, отчего Маргарет лишь стонала. Силы оставляли ее, она уронила руки, чтобы не мешать его ласкам.

Хоторн приподнял голову, чтобы взглянуть на Маргарет, и с сожалением подумал о том, что никак не может запечатлеть открывшейся его взору изумительной картины. Жаль, что он не умеет рисовать! Он непременно сделал бы набросок, а потом, возможно, и маслом написал бы замечательное полотно.

Маргарет сидела, чуть откинувшись назад. Такая чистая и непорочная в этой своей незамысловатой одежде. Дыхание ее прерывается, щеки опалены румянцем. Неужели она его боится? Но тут Маргарет подняла глаза, и Майкл понял, что его опасения напрасны. Ее глаза были полны желания, страсти, она сильно возбудилась. Прямо перед ним, полуприкрытый шалью, топорщится ее напряженный сосок.

Будь Майкл известным художником, он выбрал бы из всей палитры красок тициановый оттенок для ее волос, нежнейший из всех розовых оттенков для ее щек и темно-зеленый – для глаз. Но есть еще губы! Их он написал бы той же самой краской, что и соски. И это не его прихоть: сама природа выбрала для них одинаковые цвета. Куртизанка, которой гордился бы король, не говоря уже об одиноком графе.

Она не казалась ни смущенной, ни распутной. Нет, было в Маргарет какое-то удивительное спокойствие, словно она ждала от Майкла продолжения. Но он хотел расшевелить ее, довести до такой степени возбуждения, чтобы она больше не молчала, а жаждала соединиться с ним так же сильно, как он этого хотел. Сам Хоторн был возбужден до такой степени, что его чресла ныли от сладкой боли.

Майкл снова склонился к соску Маргарет. Руки ее сжались в кулаки, она тяжело задышала.

Господи, он же увез ее из дома Бэбби меньше часа назад! За это время

он успел дать ей одно обещание, которое не мог нарушить, не поступившись собственной честью. Он пообещал этой женщине всего лишь поцелуй. Но сейчас хотел гораздо большего – чтобы она сдалась.

Майкл стянул с ее плеч шаль. Она подняла голову и смотрела прямо на него. Губы графа были крепко сжаты, глаза мерцали холодным синим огнем. Он внимательно посмотрел на нее, а затем обернул шаль вокруг ее груди и нежно прикоснулся к розовому соску.

Майкл Хоторн, граф Монтрейн, был подлинным мастером обольщения, но сейчас он чувствовал себя непривычно: комната была освещена солнцем, а он никогда прежде не занимался любовью при солнечном свете. Впрочем, похоже, это совсем не важно.

Маргарет испытывала странное чувство опустошения. Как будто все то, что она считала достойным и допустимым, внезапно резко изменилось. Удивительное чувство – эта потеря своего прежнего Я.

Спустя мгновение Хоторн вытащил из вазы нарцисс – прекрасный дар весенней природы. Затем медленно провел цветком по ее груди, по розовому соску. Ярко-желтый цвет нарцисса удивительно контрастировал с покрасневшей кожей Маргарет. От наслаждения у нее закрылись глаза. Потрясающее чувство!

Маргарет и в голову никогда не приходило, что ее грудь до того чувствительна, а соски могут напрягаться и становиться твердыми почти до боли. Когда Майкл убрал цветок, на нежной коже Маргарет остался желтоватый след пыльцы.

– Если бы я был трудолюбивой пчелкой, – с улыбкой промолвил он, – то эта картина меня бы просто потрясла.

С этими словами Майкл, нагнувшись, взял в рот сосок второй груди Маргарет. А она сжала руками его лицо со впалыми щеками и прижала к себе его голову. Ей казалось, что она плывет – в какой-то темной, маслянистой и густой жидкости, что все вокруг стало иным, не таким, как прежде. И что она буквально сходит с ума от ласк графа Монтрейна.

Хоторн ни о чем не спрашивал ее, ничего не просил. Он не нуждался в словах для того, чтобы соблазнить ее. Он просто стянул Маргарет с дивана на пол – сначала она опустилась на колени, а потом Майкл бережно уложил ее. Его умелые, сильные руки ласкали ее тело, каждую частичку этой нежной трепещущей плоти, жаждущей его прикосновений. Вот Хоторн снял с Маргарет остатки одежды, его восхищенный взор пробежал по ее изумительной фигуре, стройной талии и длинным ногам. Когда его пальцы прикоснулись к курчавому холмику, прикрывавшему ее лоно, Маргарет со стоном выгнулась.

Ему хотелось ласково покусывать ее груди, доводить до экстаза. И еще много чего. Так много, что на это не хватит оставшегося дня. Возможно, он удержит ее у себя на неделю. А может, и на целый месяц! И тогда, возможно, поймет тайну этой удивительной женщины. А уж потом разберется со всеми другими загадками, со сложнейшими шифрами и тому подобными мелочами. Все они подвластны ему, нужно лишь приложить некоторые усилия. То же самое и в отношениях с людьми. В первую очередь в общении с ними необходимо контролировать собственные эмоции, следовать голосу разума. Логики. И только потом – повиноваться чувствам. Но все это как-нибудь в другой раз.