После Шоколадной Войны
Шрифт:
В двух или трёх окнах, выходящих на аллею, по очереди зажглись лампочки, залив узкий проход аллеи светом. В одном из окон раздвинулись занавески. Джерри почувствовал, что ему в спину кто-то смотрит, кто-то, облокотившись на подоконник, наблюдает за происходящим на сцене, и никто ничего не говорит, не приветствует их и не выражает своего негодования.
– Принимай, Рено, - усмехнулся Джанза, его кулаки были готовы у его груди.
Джерри качнул головой:
– А я их не приму, - его голос был раскрепощён.
– Ты боишься,
– Нет, это ты дерёшься, Джанза, - сказал он сквозь дыхание.
– А я - нет.
– Ладно, - ответил Джанза.
– Твои похороны, приятель.
Джерри собрался, вспомнив последнюю осень, когда Джанза бил его на ринге, но тогда они дрались по милости Превеликого Арчи Костелло. Они оба были марионетками, исполнявшими роли, предначертанные Арчи. Но на сей раз, Джерри был на своих собственных ногах и со своим собственным выбором.
Джанза ударил его два раза подряд, оба удара пришлись по лицу, один - в челюсть, другой - по правой щеке. Голова Джерри инстинктивно уворачивалась от ударов, всё равно принимая кулаки Джанзы.
Джанза остановился. Он снова расставил ноги, сощурил глаза, прицеливаясь. И снова фальшивый удар в лицо Джерри, уже вместо живота, но его кулак лишь коснулся его щеки. Буркнув от отвращения к не произведённому эффекту, он набросился на лицо Джерри и на его тело, нанеся ещё несколько ударов. Джерри обеими ногами стоял на земле. Ощутив вкус крови во рту и поняв, что один его глаз не закрывается, он впитал в себя боль, но и нашел её вполне терпимой. И его удивило, что он не только продолжал стоять на ногах, но и не терял равновесия, даже если каждый прямой удар отодвигал его назад.
Дыхание Джанзы разрывало тишину аллеи. Глубоко набирая воздух, он оглядывался на рассеянные лица в окнах и ревел: «Ну, что пялитесь?» - и он снова набросился на Джерри. Но когда его кулаки снова начали резать воздух, он уже не смотрел на Джерри. Удар вскользь по правой щеке. Джерри был удивлен тому, насколько крепки и стойки были его щёки. Твердые скулы и чуть-чуть плоти, обтянувшей кость. Но у него за щекой с каждым ударом что-то начинало дребезжать, и вкус крови во рту становился всё сильней и сильней.
– Что с тобой, Рено?
– спросил Джанза, держа у груди готовый кулак. Но что-то его остановило. Рваное дыхание мешало ему говорить.
– Почему не дерёшься?
Джерри качнул головой, давая знак руками: «Давай, бей дальше».
И Джанза продолжил. Разъяренный удар откинул Джерри назад. Потеряв остойчивость, он плюхнулся коленом в грязь. Затем, поднявшись, он увидел, что падает на выступающий угол кирпичного дома, и он тут же отскочил от него. Ещё один удар помог Джерри вернуть равновесие и снова стать на обе ноги. Затем был удар в грудь, и ещё один прошёл мимо челюсти, но задел ухо. И Джерри услышал, как кровь звенит в кровеносных сосудах где-то за ухом.
Раскачиваясь и шатаясь, Джерри продолжал стоять на ногах, его тело подстраивалось под каждый следующий удар, чтобы встретить его
– Давай сдачи… или слабо?..
– обрывки слов Джанзы перемешивались с его рваным дыханием. Можно было подумать, что Великий Эмил Джанза был не в форме, выпустил пары, исчерпал свои лучшие удары.
– А я и даю, - сказал Джерри.
– Ты чокнулся?
– закричал Джанза со злобой в голосе, или даже с обидой.
– Тебе что, всё до лампочки?
– Давай, Джанза, - сказал Джерри, раздув губы так, что зашатавшийся выбитый зуб не вылетел наружу. Он глотал слюну, стараясь не плеваться, чтобы Джанза не видел его крови.
– Знаешь, у тебя не все дома, - продолжал Джанза, разводя руками.
– Ты - гребанулся…
Джерри улыбнулся ему. Он знал, что в улыбке должен был быть гротеск и патетика, но при этом она должна была оставаться улыбкой.
– Сказать тебе, что я сделаю дальше, Рено?
– теперь голос Джанзы стал спокойней, поймав дыхание, он разжал кулаки и массировал суставы.
– Я отпущу тебя. На время. С тебя достаточно. Но каждый раз, как попадёшься мне на пути, меня не будет волновать, где снова я тебя изобью. Так что обходи меня десятой дорогой…
В одном из окон кто-то захлопал в ладоши, нарушив душераздирающую тишину запущенной аллеи.
Джанза прислонился спиной к кирпичной стене, расслабив колени, он стоял и смотрел на Джерри. Он почувствовал, что у него в душе что-то пересохло, чего-то стало не хватать. Пока он бил Рено, куда-то исчезли его грубость и сексуальное возбуждение. Словно что-то потерялось. И он не мог ответить себе на вопрос - что? Ему была ненавистна улыбка на лице Рено, и ненавистно то, о чём эта улыбка говорила. И ему не хотелось больше об этом думать, а лишь уйти отсюда - подальше.
– Помни мои слова, Рено, - угрожал Джанза, отодвигая Джерри, чтобы выйти наружу, и затем оглянувшись через плечо: - Не стой у меня на пути…
Рено смотрел ему вслед. Он даже забыл о существовании Губера. Обогнув угол, он увидел его, прислонившимся к почтовому ящику. Он всё ещё держался за пах.
– Иисус, Джерри.
– сказал он.
– Мне жаль… Мне нужно было…
– Забудь.
– Ну, ты и разрисован… Снова я не помог тебе…
– Нет, - отпечатал Джерри, закрыв ладонью рот Губера.
– Это было то, что мне нужно было сделать, и сделать это - без тебя.
Они стояли и смотрели вслед удаляющейся фигуре Джанзы, всё ещё шатающейся из стороны в сторону с каждым своим шагом. Его руки болтались, а плечи раскачивались, словно он шёл под неслышимую хулиганскую музыку.
* * *
– Знаешь что, Губер?
– Что?
– Я не вернусь в Канаду следующей осенью.
– Не вернёшься?
– с несчастным сожалением спросил Губер, ещё ни разу в жизни он не чувствовал себя так паршиво, ещё хуже, чем тогда, в прошлом году во время шоколадной распродажи.