После войны
Шрифт:
– И тогда вы открыли огонь по безоружным гражданским лицам, – заключил Льюис.
– У нас не было выбора, сэр.
– Это у мертвых нет выбора, майор. Трое убитых, черт побери!
Обогнув машину, Льюис подошел к тому месту, где на снегу застыла кровь. Лежащий на боку «фольксваген» еще больше напоминал жука.
– Они линчевали бы его, если бы мы их не остановили.
– Уверены?
– Никаких сомнений, сэр. К тому времени они уже превратились… в неуправляемую толпу. Мы уверены, среди них были подрывные элементы, – продолжал майор. – Люди, которые пришли специально,
– Ох, ради бога. Вы кого-нибудь арестовали?
Монтегю напыжился и отрывисто сказал:
– С полдюжины человек.
– Детей, не так ли?
Военную полицию обвиняли в том, что она арестовывает в основном детей, – в камерах сидели сотни мальчишек, пойманных на краже угля. Пресса попыталась раздуть эту историю, но полиция скрыла возраст арестованных.
Льюис поднял один из плакатов. «Дайте нам инструменты, и мы закончим работу!» [69] Он повернул плакат, чтобы и Монтегю мог прочитать.
69
Фраза из выступления У. Черчилля в 1941 г. в ответ на одно из писем Т. Рузвельта.
– Знаете, кого они цитируют?
– Вы поступили бы так же, если бы были здесь, – зло ответил тот.
Льюис отшвырнул плакат.
– Мы предлагаем им демократию, а потом наказываем за то, что они ею пользуются.
Позже Баркер повез Льюиса на срочную встречу с генералом де Бильером.
– Майор прав, – говорил Льюис в машине. – Я должен был находиться там. Или по крайней мере отправить людей для подкрепления.
– Предполагалась мирная демонстрация, сэр. Профсоюз уверил нас в этом. Парни просто запаниковали. Это не ваша вина, сэр, – отозвался Баркер.
– Похоже, дело пахнет увольнением.
– Сомневаюсь, сэр.
– А зачем еще вызывать среди ночи на ковер к де Бильеру?
– Думаю, ему прислали бутылку виски и он хочет узнать ваше мнение, сэр.
Льюис выдавил улыбку. Генерал был большим любителем виски и славился тем, что подбирал людей на основании их способности отличить смешанный от односолодового.
– Они не могут вас уволить, – продолжал Баркер. – Вы один из немногих, кто понимает, что здесь нужно делать. Полагаю, у командования кое-что другое на уме.
– Я вовсе не столь незаменимый, каким вы меня считаете, Баркер.
Но если на словах Льюис отмахнулся от комплимента, то в душе принял его и отложил про запас как противоядие закрадывающемуся в душу сомнению в себе. В армии прямолинейное «молодец» было редкостью. Похвала обычно уравновешивалась затрещиной. Эта скупость на поощрения не являлась исключительной чертой военных, было в ней что-то очень английское. Прямое следствие сдержанности и рационализма, которые Льюис находил и в себе, а еще опасения, что кому-то будет позволено зазнаться, влезть, как говорится, в сапоги не по размеру. В этом одна из причин, почему – как утверждают англичане – они никогда не примут диктатора с такой готовностью, как их континентальные соседи.
– Список уже почти полностью
– Список?
– Список пропавших без вести. Вы же сами просили?
В голове как будто что-то звякнуло: сколько еще тарелочек он раскрутил и о скольких благополучно забыл? Идея составить список «пропавших мертвых», людей, которых не нашли после бомбежек, и сверить его с именами тех, кто до сих пор находился в госпиталях, изоляторах, санаториях и монастырях региона, была одной из его инициатив, но оказалась погребенной под грузом более насущных дел.
– Совсем забыл. Надеюсь, вы не потратили на это дело слишком много времени.
– О, оно отняло у меня всю жизнь, сэр. Но скоро я уже начну сличать имена со списком пациентов. Дайте только еще несколько недель.
– А как другой доклад – по ценностям?
– Ну, кое-кому из шишек, у кого рыльце в пушку, я с этим докладом как кость в горле, так что в ближайшее время повышение не светит.
– Хорошо.
Льюис и на самом деле так думал. Хотя бы потому, что Баркер действительно был ему нужен. Но он искренне верил, что многие из поднявшихся наверх теряют мотивацию, которая и привела их туда. Люди берут на себя роли, не соответствующие их способностям, закапывая в землю истинные свои таланты. Шишек и без него хватает – этого девиза он придерживался всегда.
Де Бильер, скорее, полулежал, чем сидел за столом, когда Льюис вошел в кабинет. Генерал тут же предложил стул, виски и сигарету – не самая стандартная преамбула к головомойке. Присутствие комиссара Берри наводило на мысль, что Баркер, возможно, и прав: его вызвали не для объявления отставки, а ради чего-то иного.
– Вы знакомы с комиссаром?
– Да, сэр. Встречались во время визита министра. – Льюису нравился Берри: получив работу невыполнимую и непопулярную, он выполнял ее с легкостью и достоинством.
Берри тепло пожал Льюису руку:
– Ну, здравствуйте, полковник. Человек, поделившийся домом.
– Не своим домом, сэр, но – да.
– Немецкие советники высокого мнения о вас.
– И именно поэтому, – де Бильер сделал паузу, чтобы дать Льюису прикурить, – вы сейчас здесь. Ввиду вашей способности понимать другую сторону.
Льюис сел, вспомнив, что даже заключенным дают покурить перед казнью. Что-то уж слишком умасливают – не иначе как где-то надо дерьмо подтирать. В окне за спиной генерала висела полная луна, такая большая и чистая, что Льюис ясно различал рябь на ее поверхности. Уж не туда ли его собираются отправить?
– Если какой-то капитал у меня и был, сэр, он остался на фабрике Цейсса.
– Произошедшее там сегодня вечером неприятно, – сказал де Бильер, – но это в первую очередь часть гораздо большей проблемы. Демонтаж вызывает серьезную озабоченность по всей зоне. Протесты проходят в Кельне, Ганновере, Бремене, Руре. Нагнетается напряжение, усугубляемое холодом и нехваткой продуктов. Немцы начинают нас ненавидеть. Они все еще думают, что мы хотим превратить их страну в гигантскую ферму и уничтожили судостроительную промышленность, чтобы дать преимущество Белфасту и Клайду.