После заката
Шрифт:
– Слушай, я на своем веку немало отговорок слыхал, – отсмеявшись, сказал Палмер. – Но эта – просто блеск!
– Фил…
Крики изнутри:
– Рыба на ужин! Ч-черт подери!..
– Ладно, вы уж не обессудьте, ребятки. Долг зовет, – сказал Палмер и ушел.
Дэвид повернулся к Уилле, готовясь услышать: «А ты чего ждал?», но Уилла внимательно разглядывала объявление на столбе.
– Посмотри-ка и скажи, что ты здесь видишь.
– Сверху написано «ТОРГОВЛЯ С РУК ЗАПРЕЩЕНА ПРИКАЗОМ ШЕРИФА ОКРУГА СУБЛЕТТ…», потом что-то мелким шрифтом… тыры-пыры… а внизу…
Она пихнула его локтем в бок. Причем
– Хватит валять дурака, посмотри внимательно! Я не готова торчать тут всю ночь.
Ты дальше своего носа ничего не видишь.
Он отвернулся от станции и поглядел на сияющие в лунном свете железнодорожные пути.
Впереди возвышалась большая белая гора с плоской вершиной – столовая гора, как в старых добрых вестернах Джона Форда.
Дэвид еще раз посмотрел на объявление и подивился, как это он, крутой банкир по прозвищу Гроза Волков, мог прочесть «ТОРГОВЛЯ С РУК» вместо «ВХОД ВОСПРЕЩЕН».
– Так, стоп. Здесь написано «ВХОД ВОСПРЕЩЕН ПРИКАЗОМ ШЕРИФА ОКРУГА СУБЛЕТТ», – сказал он.
– Уже лучше. А под «тыры-пыры» что?
Сперва он вообще не смог разобрать, что написано внизу – там была просто россыпь каких-то невразумительных символов. Видимо, его разум, не желая верить в случившееся, лихорадочно подыскивал удобоваримое толкование. Дэвид опять перевел взгляд на пути и увидел – без особого, впрочем, удивления, – что они больше не блестят в лунном свете. Рельсы заржавели, между шпалами росли сорняки. Когда Дэвид вновь посмотрел на станцию, та оказалась ветхой развалиной с заколоченными окнами и прохудившейся крышей. Надпись «ПАРКОВКИ НЕТ. СТОЯНКА ТАКСИ» с асфальта исчезла, а сам асфальт был весь в ямах и трещинах. Дэвид еще видел надписи «ВАЙОМИНГ» и «ШТАТ РАВНОПРАВИЯ» на стене, но то были даже не слова, а их бледные призраки. Прямо как мы, подумал он.
– Идем, – сказала Уилла – та самая Уилла, у которой на все было свое мнение, которая умела видеть дальше своего носа и хотела, чтобы он тоже увидел, даже если зрелище не из приятных. – Последнее испытание. Прочти слова внизу – и будет нам счастье.
Дэвид вздохнул.
– Здесь написано «ПОД СНОС» и «НАЧАЛО РАБОТ – ИЮНЬ 2007».
– Молодец, «пять»! А теперь давай узнаем, не желает ли кто сходить в город и послушать концерт «Сошедших с рельсов». Я скажу Палмеру, что во всем есть свои плюсы. Сигареты мы купить не можем, но и за вход с нас ничего не возьмут.
Вот только в город никто идти не захотел.
– Что значит «мы все умерли»? Зачем она пугает людей? – обратилась Рут Лэндер к Дэвиду, и по-настоящему его убил (так сказать) даже не упрек в ее голосе, а ее взгляд, когда она опустила голову на плечо Генри. Ясно было, что она тоже все знает.
– Рут, – сказал Дэвид. – Не хочу вас расстраивать…
– Так не расстраивай! – вырвался у нее сдавленный крик.
Дэвид видел, что все, кроме Хелен Палмер, смотрят на него со злобой и неприязнью. Хелен кивала и о чем-то тихо переговаривалась с мужем и женщиной по фамилии Райнхарт, которую, возможно, звали Салли. Тут и там под флуоресцентными лампами кучковались пассажиры… Дэвид поморгал – и лампы исчезли. В свете луны, сочащемся сквозь щели и дыры в заколоченных окнах, люди превратились в тусклые силуэты. Лэндеры сидели не на
– Шел бы ты отсюда, Дэвид, – сказал Генри Лэндер.
– Послушайте меня, Генри… – начала Уилла.
Старик перевел взгляд на нее, и Дэвид без труда прочел в нем неприязнь. От его прежней симпатии к Уилле Стюарт не осталось и следа.
– Не желаю слушать! – проворчал Генри. – Вы расстраиваете мою жену.
– Вот-вот, – сказал толстый парень в кепке «Сиэтл маринерс», кажется, по фамилии О’Кейси (или нет, но фамилия звучала по-ирландски и писалась с апострофом). – Рот на замок, малышка!
Уилла нагнулась к Генри, и тот слегка отшатнулся, словно у нее воняло изо рта.
– Я пошла сюда за Дэвидом только по одной причине: скоро это место снесут к чертовой матери! Или слова «бульдозер» и «бойный шар» вас тоже расстраивают, Генри? Уж их-то вы способны осознать?!
– Заткните ей рот! – приглушенно вскрикнула Рут.
Уилла, сверкая глазами, наклонилась к ней вплотную.
– И когда это место сровняют с землей, а грузовики развезут обломки станции – вот этой самой древней станции, на которой вы сидите, – что тогда? Куда вы денетесь?
– Оставьте нас в покое! – взмолился Генри.
– Генри, вы как та слепая проститутка, что не видит ничего дурного в своей профессии. Отрицанием делу не поможешь.
Урсула Дэвис, с первых минут невзлюбившая Уиллу, выпятила подбородок и шагнула вперед.
– Вот пристала, дура неуемная! Пошла отсюда!
Уилла резко развернулась.
– Да вы что, не понимаете? Вы умерли, мы все умерли, и чем дольше мы тут просидим, тем сложнее будет выбираться!
– Она права, – сказал Дэвид.
– А кто это тут подвякивает?! – прорычала Урсула, высокая, пугающе красивая женщина лет сорока. – Молчи в тряпочку, подкаблучник хренов!
Дадли опять издал протяжный ишачий вопль, а Райнхарт зашмыгала носом.
– Вы расстраиваете пассажиров! – вмешался до сих пор молчавший Рэттнер, невысокий проводник с вечно виноватым лицом.
Дэвид моргнул, и станция на миг погрузилась во тьму; у Рэттнера не было половины головы, а уцелевшая часть обгорела дочерна.
– Станцию снесут, и вам некуда будет податься! Некуда… мать вашу! – закричала Уилла, кулаками размазывая по лицу слезы. – Ну почему вы не хотите пойти с нами в город?! Мы покажем вам дорогу. Там хотя бы есть люди… и свет… и музыка!
– Мамочка, я хочу послушать музыку, – сказала Пэмми Эндрисон.
– Тихо! – осадила ее мать.
– Если бы мы умерли, мы бы это заметили, нет? – вставил Биггерс.
– Он дело говорит, сынок, – сказал Дадли, подмигивая Дэвиду. – И что, по-твоему, с нами случилось? Как мы умерли?
– Я… не знаю. – Дэвид поглядел на Уиллу; та лишь пожала плечами.
– Тут какое дело, – опять заговорил Рэттнер. – Поезда сходят с рельс. Такое случается… Хотел сказать «часто», но нет, вообще-то это большая редкость даже в здешних краях, где вся железнодорожная система нуждается в серьезном ремонте. И все же время от времени на некоторых узлах…