После зимы: Стихи разных лет
Шрифт:
И не двигать время вспять,
И забрызганные щеки
Перед морем не скрывать.
* * *
Как же прост наш всеобщий Создатель.
Как, наверное, молод он был,
Энергичен, и любознателен,
И роскошен в беспечной растрате
Изначально недюжинных сил.
Он придумал весь мир – не для цели.
Что? Прославить себя? – Перед кем?
Только мысли в нем
А кругом было пусто совсем.
Он творил этот мир не из духа,
Не из тела (где взять-то его?),
Не из древнего света и звука,
Он всё создал – из ничего.
Он всему дал свободную волю:
Всё вольну было всяким предстать.
Он создал тварный мир для того лишь,
Чтобы – что-то создать.
Он был щедрым на формы, на краски
И на виды движения их.
Бесконечность картин – новых, разных –
Вот, быть может, его главный стих.
Он спокойно, с огромной охотой
Наблюдал весь затейливый путь
Вещества, духа, личности, рода.
Он не может ни вещное что-то,
Ни кого-то
Ни в чем упрекнуть.
Молитва
Насыпь мне горсточку удачи,
Везенья крошек не жалей.
Мне помоги,
Но – чуть иначе,
Чем в череде прошедших дней.
Освободи от наважденья
Пылинок на лице Твоем.
Дай знать мне тихим дуновеньем,
Что мы с Тобой – вдвоем.
Склонись над жизнью легкой веткой,
Коснись моей пустой груди;
В нее Своей рукою детской
Щепотку веры опусти.
* * *
Потерялось воспоминание
О легкости бытия,
О ясности мироздания,
Центр которого – я,
О нерушимой грани
Между мной и не мной,
О чудовищном расстоянии
До финишной прямой.
* * *
Умереть бы так: уснуть бы
Без обиды и нытья,
Пережить другие судьбы,
Прелесть нового житья.
Заморозить бы частично
Мира маленький кусок –
Где подальше, где почище,
Где лишь камень да песок.
И по льду темней базальта,
Если мир морозно-тих,
Перейти на берег дальний
Через чудо-речку Стикс.
И невидимо, разведно,
Вне затверженных времен
Наблюдать бы всё, что смертным
Не
Но – прерваться, вдруг поверив
В интуицию свою,
И успеть на ближний берег,
На котором и стою.
Лишь бы время не застыло
На душевных парусах,
И запомнить всё, как было
На обоих берегах.
Гончий пес
Следы зверей воспринимаю как поруку
Устойчивости жизненных границ.
Я, гончий пес, давно бегу по кругу,
Уставя морду вниз.
Мой первый круг – от детства до печали.
Лису я близко видел,
Резво гнал
Ее на выстрелы,
Но выстрелы – не прозвучали,
И я отстал.
Потом воображал я лисий облик
Лишь по волнующим следам.
На новом круге след уж был истоптан,
И лаять на него я перестал.
Тогда я понял, сколько здесь бежало
Таких, как я, вдогонку за лисой.
Но – до сих пор бегу,
И медных труб сигналы
Не властны надо мной.
Я не хочу туда,
Куда, весь лес тревожа,
Сзывает рог закончивших труды.
Шуршит под лапой лист,
Ложится, как пороша,
Мой новый след на старые следы.
Бегу, как тень, по золотому кругу,
Воображая разных псов и лис.
Все, все следы
Воспринимаю как поруку
Устойчивости жизненных границ.
Прогулка в Царском Селе
Осенний парк. Небес голубизна.
Забытых вязов тихое сгоранье.
Шелк желудя. Покой воспоминанья
О жизни, видимой почти до дна.
Аллея рослых ив (пряма, потом – кругла)
Листом, как старым серебром, покрыта.
Шуршанье ног по мелкому граниту.
Печали старой легкая зола.
Простор полян. Беспечное смиренье
Чуть поседевших трав. Последние места.
Ворот чугунных мощь и чернота.
Свет Пушкина смягчает их явленье.
* * *
Ни жизнь, ни смерть не стоит наших слез:
Так мало света от горящей спички;
А чирканье – всего лишь дань привычке.
При вспышках виден – весь в прилавках –
мост,