Последнее дело императрицы
Шрифт:
– Не знаю, — хмуро отозвался Идрис.
– Да ну, мечты всегда сбываются. — Она решила, что лучше отступит на шаг назад. Вот так. И ещё на один. — И ты верь! Тогда твоя обязательно сбудется.
Мари думала, как бы повежливее удалиться. Этикетам всяким она была не обучена.
– А чего ты хочешь? — Он пошёл ей навстречу. — Платье? Цветов? Музыки?
– Ну да, — она замерла, заложив руки за спину. Может быть, бежать и стоило, только на её памяти в первый раз Идрис заговорил так — обычно он только односложно отвечал на вопросы.
Его
– А ты знаешь, как бывает больно? Как невозможно забыть? Как смерти хочется, знаешь? — зашипел он в самые глаза девушки. — Ты ничего не можешь знать о мечте. Мечта — это которая выстрадана, облита кровью.
Его пальцы, обтянутые кожей перчаток, дрожали, Мари видела. И очень хотела завизжать. Ей не нравились ни новый голос Идриса — не слышать, не слышать, не слышать, — ни его лицо. Когда тёмные тени лежали именно так, он казался очень злым.
Мари взвизгнула и рванула к двери, по дороге сшибив стул и раскачав оранжевые огоньки до бешеной истерики.
– Эйрин, тебе лучше полежать. — Слова в пустоту.
Этель смотрела в стол перед собой, кончиком пальца обводя сучки на шершавой столешнице, один за одним. Чай давно остыл, а кашель снова душил изнутри. От неясного чувства тревоги становилось только хуже.
– Но я себя хорошо чувствую!
Эйрин летала и улыбалась, улыбалась и летала. Она сновала с тряпкой по комнате, то вытирая пыль, то переставляя старые книжки на полке в шкафу. Постель, аккуратно застеленная, стояла неприкасаемой.
Этель очень хорошо помнила эту эйфорию единения с миром. Отлично знала, как хочется раскинуть руки и обнять его весь. Но ещё она знала, как исходит это на нет и как жестоко ломает мир тех, кто не хочет подчиняться его правилам. Недосказанные слова утреннего разговора давили изнутри сильнее кашля.
– Пожалуйста, сядь. Мне нужно поговорить с тобой.
– Говори так. Я хочу прибраться здесь. — Она показательно чихнула от взметнувшегося из шкафа клуба пыли.
Хоть Силин и Савия тактично скрылись в другой комнате сразу же после завтрака, Этель всё равно не могла заставить себя разговаривать в полный голос. Молча глядя на дочь, она всё-таки дождалась, пока та нехотя усядется рядом.
– Что ты собираешься делать? — Этель смотрела на её руки. Бледные пальцы с отросшими ногтями и простое кольцо на мизинце.
Эйрин потёрла тряпкой стол прямо перед собой и заглянула, будто собиралась увидеть в нём своё отражение.
– Закончу здесь, а потом пройдусь по кухне. Там столько пыли!
– Ты же прекрасно знаешь, о чём я, — вздохнула Этель.
Дождь за окном уже закончился, оставив за собой запах сырости в приоткрытое окно и мокрую ветку. Она покачивалась за стеклом, не давая Этель забыть о том, что времени у них оставалось очень мало.
Эйрин подняла голову. В первый раз после утреннего разговора она позволила Этель посмотреть ей в глаза.
– Я не могу взять и
Этель сдержала желание потянуться к ней, взять за руки. Она знала, что Эйрин не дастся, что оттолкнёт, и по хмурому излому её бровей это становилось просто и очевидно.
– Понимаю. Понимаю, что ты чувствуешь сейчас. В тебе говорит мир. Родная, послушай, он хочет жить и цепляется за жизнь изо всех сил. Ты — его последняя надежда. Поэтому он выбрал тебя. Поэтому, а не потому, что хочет видеть императрицей.
Эйрин смотрела исподлобья. Вот так же она смотрела, когда Этель пыталась убедить её остаться в столице, не забрасывать занятия в школе. Расчёсываться. Ни тогда, ни сейчас слова не помогали.
– А ты завидуешь? — Лицо Эйрин стало неподвижной маской, и шевелились только губы, а пальцы медленно перебирали некогда цветастый лоскуток.
– Завидую? Чему? — слегка опешила Этель.
– Тому, что тебя он отверг, а меня принял. Завидуешь, да? Хочешь ему навредить теперь?
Свежий ветер вдруг пробрал до костей, но Этель даже не подумала встать и закрыть окно. В груди опять подымалась боль, восставала, как метель из оврага, и росла.
– Он не отвергал меня, я сама от него отказалась. Эйрин! Неужели ты не слышишь, какие глупости говоришь? Неужели ты в самом деле думаешь, что я искала тебя ради того, чтобы отомстить миру?
Этель едва договорила — закашлялась, зажимая рот платком. Слёзы, которые навернулись на глаза, не давали видеть, но и без того она прекрасно знала, что Эйрин так же, как мгновение назад, сидит напротив и смотрит неподвижным взглядом. Как будто сквозь.
– А зачем ты от него оказалась? — произнесла она, когда приступ изошёл на нет.
Этель прикусила губу. Зачем? Зачем? Она не думала, что это придётся объяснять.
– Затем, что у меня не было других способов уйти оттуда живой.
Эйрин сжала губы в тонкую линию, и на секунду Этель показалось — она спросит сейчас, как посмела императрица думать о своей жизни. Однако она только тряхнула головой:
– Хорошо. Но у меня есть шанс всё исправить.
"Исправить то, что ты натворила". — Вот как это звучало со стороны.
Этель облизнула пересохшие губы. Ждать и убеждать было уже бессмысленно. Если Эйрин решила, её можно было только ударить по голове и затащить в другой мир насильно.
– Так что именно ты собираешься сделать? — спросила она снова и сложила руки под подбородком. Пальцы не дрожали.
– Сначала нужно добраться до Альмарейна. Мир скажет мне, когда нужно идти. Потом посмотрим. — Эйрин отвела глаза и встала.
Ещё одна полочка и войлок пыли на ней — неприемлемо, неприемлемо! Она наводила порядок сосредоточенно, как будто выписывала тряпкой древние заклинания на заброшенной мебели.
– Эйрин, — позвала Этель. Та не обернулась, только плечи дрогнули в нервном жесте — "ну что ещё?". — Что произошло с тобой после переворота?