Последнее дело императрицы
Шрифт:
Оглянувшись ещё раз, Теро удивился, как мастерски художник выверил лицо — и отстранённую полуулыбку, и едва заметную морщинку у переносицы. Именно такой он помнил императрицу, хоть видел уже поверженной, в испачканной одежде и с запёкшейся кровью в волосах.
Но улыбалась она точно так же.
А дальше потянулись опустевшие галереи. Раньше, когда они с Маартеном только пришли в замок, настенные панели отражали танец золотистых искорок. Потом половина потухла по своей воле, оставшиеся Теро велел убрать, чтобы напрасно не растрачивать силы и магию.
Он
– Дальше восточное крыло, — сказал тот второй солдат, которого Хейн притащил с собой.
Они молчали всю дорогу, и с тоски Теро даже принялся мурлыкать себе под нос простенькую песенку, поэтому привычная днём гулкость голоса прозвучала ударом.
– И что? — нарочито громко, чтобы перепугались все призраки в тёмных углах, поинтересовался он. — Что дальше-то?
Шары белого пламени вели себя на удивление смирно. Он подманил к себе ещё парочку и зашагал по лестнице вниз. На третьем этаже восточного крыла было пусто и тихо, выше — завывал ветер, ворвавшийся через разбитое окно, а вот второй этаж интересовал Теро куда больше остальных.
Там галерея вела в подвал — в камеры для особо важных заключённых, ещё одна лестница спускалась в затопленный полутайный ход, а в старой тронной зале шелестел сухими листьями ветер.
В белом свете ступени были видны до самой последней трещинки, а в углах бесновались вовсе не призраки, а листья вперемешку с каким-то мусором. Теро шагнул ближе, чтобы разглядеть: обрывки цветной бумаги и шуршащих блёсток, ленты, словно здесь проводили бал-маскарад, но с тех пор так и не удосужились прибраться.
Ещё ниже. В галереях второго этажа ощутимо кусался холод. Теро пожалел, что не прихватил из кабинета форменную куртку, а так и остался в одной рубашке — мысли были заняты чем угодно, только не одеждой. Он обернулся на Хейна и предложил:
– Вспоминай.
У того дёрнулись уголки губ, но ещё секунда, и он отвернулся к лестнице, как будто бы на неё вот-вот должны были выйти призраки: сам Хейн, его уже мёртвый напарник, капрал — тоже мёртвый — и пленная императрица. Но на лестнице, в пыли, лежали только отблески белого света.
– Вспоминай, — повторил Теро, как будто в его глазах угадывая эти картины.
Он не мог видеть, как происходило всё на самом деле. А по рассказам солдат, в которых вечно что-то путалось, терялись подробности и тут же возникали новые, создать такой отчётливый образ было бы сложно. Но он видел. Откуда-то он знал.
В том месте, где вправо уходила лестница, и потолок галереи отлетали засохшие стебли, она упала.
– Тут она упала, — подтвердил, сам того не зная, Хейн. — Капрал к ней наклонился.
И она сказала: "Умри". Как верховному магу Маара, взяла за отворот камзола и сказала: "Умри уже, жалкое ничтожество",
– Это я помню, — торопливо вклинился он. — Меня интересует, что было дальше, когда она его убила.
– Она вскочила и убежала в старую тронную залу.
– А не резковато ли? Она три дня просидела в камере без еды и почти без сна.
– Я сам видел, как она убежала! — рыкнул Хейн, и Теро не понравилась подступающая истерика в его голосе. Он замолк, и тишина вокруг зазвенела ветром.
– Допустим. — Меч, выдернутый из ножен, едва слышно зазвенел. Его Теро тоже носил с собой, хоть меч никогда не был его любимым оружием. Слишком громоздко. Но имперская армия трудно принимала реформы.
Он качнул головой, давая знак спутникам, и принялся спускаться по лестнице. Идти приходилось осторожно: ступени здесь сохранились очень уж плохо, местами осыпались вовсе, местами — хрустели под ногами, как свежая корочка льда. Теро спускался, как по скользкому горному склону — он ведь и сам родился среди гор — ставил ногу вдоль ступени и почти не касался перил, потому что перила и сами могли подломиться под рукой.
Шары белого пламени медленно поплыли следом. Раздражённо или настороженно сопя, солдаты спускались тоже. От напряжения у Теро разболелась спина, а казалось, что не от напряжения вовсе, а от враждебного пристального взгляда. Тянуло оглянуться, но он не оглядывался. Тянуло поднять голову и глянуть вперёд, но он смотрел только под ноги, бормоча себе в оправдание, что на такой лестнице и шею сломать недолго.
У последних ступенек лежали остатки рухнувшей колонны, Теро перешагнул их и потребовал:
– Дальше.
Дальше простирался мрак, и, ослеплённый белым пламенем, Теро не мог разглядеть даже оконных проёмов, хоть и знал, что они там есть, и через них можно увидеть серое ночное небо над Альмарейном. Огненные шары горели по-прежнему, мирно лизали темноту, вот только круг света под ногами Теро как будто бы стал меньше.
– Дальше Неар рванул искать целителя, а я хотел спуститься сюда. Но свет потух. — Хейн обводил залу взглядом. Его меч тоже был наготове, и держал он его почему-то остриём вверх, словно враг мог бы обрушиться на них прямо с потолка.
– Я слышал, Руана под конец своего правления совсем того, — вполголоса пробормотал его напарник. — Сначала всех своих советников перерезала. А потом…
– Заткнись, — потребовал Теро.
Он ждал, но ничего не происходило: не рассыпались с шипением огненные шары, и темнота не тянула щупальца к его сапогам. Хейн за спиной Теро переступил с ноги на ногу, и снова захрустел-раскрошился старый мрамор.
– Проверим тут всё. А ты не молчи, рассказывай дальше. Вы же спускались сюда.
Перехватив меч поудобнее, Теро зашагал влево, намереваясь обойти залу по периметру, всегда касаясь рукой стены, словно здесь можно было потеряться. Не старая тронная зала, а лабиринт.