Последнее искушение Христа
Шрифт:
– Товарищи дорогие! – воскликнул он. – Будьте здоровы! Я ухожу.
Ученики подняли крик и бросились к нему, пытаясь удержать. Многие плакали, Иисус же спокойно обратился к Матфею:
Ты носишь на груди Писания, Матфей. Встань же и громко прочим пророческие слова Исайи, дабы укрепились сердца их. Помнишь: «Он взошел пред очами Господа, словно деревцо бессильное…»?
Обрадованный Матфей встал. Он был сутул, кривоног, тщедушен. Его худые, с длинными ногтями пальцы были всегда выпачканы чернилами. Но как он вдруг выпрямился, как зарделись его щеки, как окреп голос, и зазвучали,
Он взошел пред очами Господа, словно деревце бессильное, что поднимается ростком из сухой земли.
И не было в нем ни красоты, ни величия, чтобы привлечь к нему глаза наши:
Ничего не было в лике его, что бы нравилось нам,
Он был унижен и оскорблен людьми,
Душа скорбная и многострадальная,
И мы отвращали от него лицо наше и ни во что его не ставили,
Но он взял на себя все наши немощи,
Исстрадался грехами нашими,
Извелся нашими беззакониями,
И ранами его мы исцелились.
Он истязуем был и предан мучениям,
Но не отверз он уст своих
И, как агнец, ведомый на заклание,
Не отверз он уст своих…
– Довольно, – сказал Иисус и вздохнул.
Он повернулся к товарищам.
– Это я, обо мне говорит пророк Исайя. Я агнец, и ведут меня на заклание, но я не отверзну уст.
И, немного помолчав, добавил:
– С того самого дня, когда я появился на свет, ведут меня на заклание.
Оторопело, раскрыв рты, смотрели на него ученики, пытаясь понять смысл его слов, и вдруг все, как один, упали лицом на стол и подняли плач.
Дрогнуло на мгновение сердце Иисуса: разве можно оставить товарищей рыдать, а самому уйти? Он поднял глаза, глянул на Иуду, но тот уже давно пристально смотрел на Иисуса своими жестокими голубыми глазами, догадываясь, что творится в душе его и сколь великая любовь могла поколебать его силы. На мгновение взгляды их встретились, схватились друг с другом в воздухе: один – строгий и безжалостный, другой – умоляющий и горестный. Но это длилось всего лишь мгновение, равное вспышке молнии. Иисус тут же вскинул голову, горько улыбнулся Иуде и снова обратился к ученикам.
– Что вы плачете? – сказал он. – Неужели вы боитесь самого милосердного и самого человеколюбивого из ангелов Божьих – Ангела Смерти? Я должен претерпеть мучения, подвергнуться распятию и спуститься в потусторонний мир, но через три дня я воспряну из могилы и вознесусь на небо, чтобы воссесть рядом с Отцом.
– Ты снова оставишь нас? – воскликнул сквозь слезы Иоанн. – Под землю или на небо, но только возьми нас с собой, Учитель!
– Тяжел труд и на земле, любезный Иоанн. Здесь, на тверди земной, вы должны остаться и трудиться на ней. Здесь, на земле, боритесь, любите, ждите – и я приду!
Но Иаков уже примирился с мыслью о смерти Учителя и теперь раскидывал умом, что им нужно делать на земле, когда они останутся без Учителя.
– Мы не можем противиться воле Божьей и воле Учителя, – сказал он. – Твой долг, Учитель, как о том говорят и пророки, – умереть, а наш долг – жить, дабы не пропали сказанные тобой слова, дабы утвердили мы их в новом Святом Писании,
Иисус пришел в ужас.
– Так ты распинаешь дух! – воскликнул он. – Нет! Нет, я не желаю этого!
– Только так дух и может не обратиться в воздух и сохраниться! – возразил Иаков.
– Но так он не будет больше свободным, не будет духом!
– Достаточно, что он будет похож на дух. Для этого нам работы хватит, Учитель.
Холодный пот выступил на челе Иисуса. Он быстро пробежал взглядом по лицам учеников: никто из них даже не шевельнулся, чтобы возразить. А Петр смотрел на сына Зеведеева с восхищением: у него женский ум, он наловчился еще на челнах своего властолюбивого отца, а теперь, глядишь, поставит на место и самого Учителя…
Иисус в отчаянии протянул руку, словно умоляя о помощи:
– Я пошлю вам Утешителя – духа истины. Он будет вести вас.
– Пошли нам скорее Утешителя, Учитель… а не то мы собьемся с пути и не сможем отыскать тебя! – воскликнул Иоанн.
Иаков кивнул своей крепкой, упрямой головой:
– И этот дух, который ты называешь духом истины, тоже предадут распятию. Пока существуют люди, дух будут распинать, Учитель, так и знай. Но ничего, всегда что-нибудь да останется, а нам этого достаточно.
– Мне, мне этого недостаточно! – в отчаянии вскричал Иисус.
Услыхав его горестный крик, Иаков смутился, подошел к Учителю и взял его за руку.
– Тебе недостаточно, потому ты и идешь на крест. Прости, что я стал возражать тебе, Учитель. Иисус опустил руку на упрямую голову Иакова.
– Если Бог желает, чтобы на земле вечно распинали дух, благословен да будет крест. Да взвалим его на плечи наши с любовью, терпением и верою. И однажды он станет крыльями на плечах наших.
Все умолкли. Луна стояла теперь уже высоко в небе. Мертвенно-бледный свет струился на столы. Иисус сложил руки на груди.
– Окончен труд: все, что нужно было сделать, я сделал, все, что нужно было сказать, я сказал. Думаю, я исполнил свой долг до конца и потому могу сложить руки на груди.
С этими словами он кивнул сидевшему напротив Иуде, тот встал, затянул свой кожаный пояс, взял свой корявый посох, а Иисус сделал ему знак рукой, словно прощаясь.
– Этой ночью мы пойдем молиться под маслинами Гефсимании за Долиной Кедров. Отправляйся с милостью Божьей, Бог с тобой, брат мой Иуда.
Иуда открыл было рот, желая сказать что-то, но передумал. Дверь была распахнута настежь, и он стремительно вышел. С каменных ступеней послышался тяжелый топот его огромных стоп, спускавшихся вниз.
– Куда это он? – обеспокоенно спросил Петр, намереваясь подняться и пойти следом за Иудой.
Иисус остановил его:
– Закрутилось колесо Божье, не вмешивайся.
Поднялся ветер, языки пламени на семи свечниках заколебались. И вдруг резкий порыв задул светильники. Все внутри заполонил лунный свет. Нафанаил испугался и наклонился к приятелю:
– Это не ветер, Филипп. Кто-то вошел в комнату. Может быть, это смерть?
– А если и смерть, тебе какое дело? – ответил пастух. – Не за нами.