Последнее искушение. Эпилог
Шрифт:
— Это ты связан, а я нет! — лукаво взглянул на него Сальников из-под как всегда свисающего на глаза чуба. — И прищучу его так, что этот мерзавец окажется-таки на тюремных нарах!
— Ты что же, решил восстановить то, что ему отдали? — несогласно покачал головой Михаил. — Этого я не допущу, Витек, как бы мне ни хотелось!
Но Сальников лишь пренебрежительно махнул рукой.
— Обойдусь без этого компромата. Сейчас всерьез взялись за неплательщиков налогов, а он наворовал на этом миллиарды! У меня уже многое есть, я еще добавлю, и ему не отмазаться!
— И то дело. А я постараюсь,
— Конечно, не обрадовалась, что я временно без обеих ног. Но, скажу по секрету, — глаза у Виктора радостно блеснули, — гордится, что я такой герой. Об этом мне врач сказал.
— Это хорошо, — порадовался за него Михаил и заторопился. — Поеду домой, там меня ждет Света.
Юсупов еще раз обнял друга, и, когда спустился в холл, его ожидал еще один приятный сюрприз — он нос к носу столкнулся с Олегом Хлебниковым. Они не виделась больше года — с тех пор, как тот уехал работать во Францию.
— Мишка! Рад тебя видеть! Я все уже знаю от Светы, звонил ей сразу, как мы вернулись, — с широкой улыбкой приветствовал его Олег, указав на стоящую рядом худенькую женщину. — А это — та самая Раечка-Джульетта, которую, как ты знаешь, я столько лет разыскивал и, благодаря Вите с Наташей, нашел.
Его Джульетта была некрасива и со следами оспы на рано увядшем лице, но по тому, как эта миниатюрная женщина застенчиво прижималась к огромному тучному Хлебникову и смотрела на него по-собачьи преданными глазами, было ясно — они оба нашли-таки свое счастье.
* * *
Треволнения последних дней не прошли для Розанова даром, и состояние здоровья профессора резко ухудшилось. Диагноз врачей был неумолим — нужна операция по шунтированию сосудов сердца. А было хорошо известно, что она — смертельно опасна! Разумеется, лучше всех это знал сам больной, но Степан Алексеевич держался мужественно и ничем не выказывал страха перед вполне возможным летальным исходом операции. И только лежа в больнице — когда уже началась подготовка к операции, — признался любящей жене, неотлучно дежурившей у его постели:
— Знаешь, Веруся, мой возраст и болезнь сердца, казалось бы, подготовили меня к мысли о скором конце и, честно скажу, я относился к этому философски: мол, ничего не поделаешь — человеческий век короток. Но теперь, когда, может быть, предстоит реально перешагнуть грань небытия...
Профессор грустно вздохнул.
— ...мне не хочется умирать! Нет, я не боюсь смерти. Жизнь прожита достойно, и сделано много полезного. Но я еще не исчерпал свой творческий потенциал! Хочется еще многое сделать, увидеть Россию процветающей и счастливыми наших внуков.
Вера Петровна молча слушала его, ласково поглаживая лежавшую поверх одеяла руку мужа своей маленькой ладошкой, и он мечтательно закончил:
— Но сейчас мне больше всего хочется, Веруся, чтобы помирились наконец Петя и Даша. Ведь они очень любят друг друга и не будут счастливы врозь! Мне и умереть было бы спокойней, увидев их рядом — вместе с Юрочкой.
— Ты увидишь их, дорогой! И очень скоро! — со слезами на глазах пообещала ему Вера Петровна. —
И за день до операции она сдержала свое слово! Покормив мужа и вымыв фрукты, предназначенные на десерт, как бы между прочим, сообщила:
— А сейчас, Степочка, тебе хотят пожелать удачной операции Петя и Даша. Они привезли показать и Юрика. Отличный бутуз!
Профессор, уже подремывавший после еды, сразу разомкнул веки, и глаза у него радостно заблестели:
— Пусть скорее войдут! Очень хочу их видеть, — попросил он ее, нетерпеливо уставившись в сторону двери.
Вера Петровна быстро вышла и вернулась в палату, неся на руках правнука. А вслед за ней вошли, приветливо улыбаясь, Петр и Даша — такая прекрасная пара, что ими можно было залюбоваться! Положив принесенные гостинцы на тумбочку, они сели рядом на сдвинутые стулья. Даша взяла сына на колени, а Петр своей длинной рукой обнял их обоих. И Степану Алексеевичу без слов стало ясно: они снова — одна семья.
* * *
Прошло много лет. В один из теплых весенних вечеров, когда уже пышно распустилась листва и цвели сады, а ребятня — как во все века — носилась, сбивая на лету и собирая майских жуков, на аккуратно подстриженную лужайку у загородного дома Юсуповых приземлился небольшой частный вертолет. Его ждали, и из красивого трехэтажного особняка высыпали встречающие. Впереди всех — изящной походкой модели — шла хозяйка. Средних лет, она сохранила статную фигуру и свою прежнюю красоту. Даша спешила встретить сына, прилетевшего домой из Англии, чтобы познакомить с девушкой, на которой собирался жениться. Родные и друзья оживленно переговаривались:
— Юра привез англичанку. Говорят, она — дочь какого-то лорда!
— А я слышал, будто она русская — из наших тамошних эмигрантов.
— Нет, я точно знаю, что англичанка, а ее отец — член палаты лордов. Но у нее русская прабабка, графиня Воронцова. Юра и Мэри закончили один колледж, и она еле добилась согласия родителей на брак.
Но вот лопасти перестали вращаться, а выскочивший из кабины пилот открыл дверь и спустил трап. Все кинулись к вертолету и горячо встретили прибывших: долговязого крепкого парня и, под стать ему, высокую стройную блондинку — типичную дочь туманного Альбиона. Юрий очень походил на мать — тот же овал лица, такие же густые русые волосы и синие глаза. Нежно обняв и поцеловав сына, Даша подошла к девушке и на хорошем английском — она окончила иняз и потом работала по контракту в США — радушно произнесла:
— Рада приветствовать вас, дорогая Мэри, у нас дома — на московской земле! Надеюсь, вам здесь понравится — ведь в вас есть и русская кровь.
— О йес! То есть, да! Я тоже... немножко русский, как мой Джо, — кивнув на Юрия, приветливо улыбнулась ей англичанка, тщательно выговаривая, но все же коверкая русские слова. — И меня он учил... спик рашен, то есть говорьить ваш язык.
— Не беспокойся, мамочка, скоро она будет болтать по-нашему не хуже других, — заверил мать Юрий и обеспокоенно спросил: — А где же папа? Он здоров?