Последнее лето

Симонов Константин Михайлович

Пока добирались от Талызина к Кирпичникову, над головами снова прошли штурмовики. Серпилин высунулся, и Синцов считал вместе с ним: одна шестерка «горбылей» возвращалась целиком, а в другой недоставало двух самолетов.

Кирпичникова на его прежнем командном пункте не застали. Он недавно уехал на новый, только что подготовленный ему уже за рекою Рестой, как доложил Серпилину остававшийся на старом командном пункте капитан-сапер.

– Дорогу вперед знаете? – спросил Серпилин.

– Оставлен командиром

корпуса, чтобы проводить вас туда, если поедете.

– А что он, сомневается, что ли? – усмехнулся Серпилин. – Куда-куда, а до командира корпуса добраться нам по закону положено. Потеснитесь там, – добавил он через плечо и, приказав офицеру лезть в «виллис», стал по пути расспрашивать его, как у них происходило форсирование рек, что держало. Ради этих расспросов и посадил сапера к себе.

Капитан отвечал честно, что Проня и Бася дались трудно, а через Ресту, там, где он был, даже сами не заметили, как перепрыгнули. Видимо, обогнали в междуречье отходивших от Баси немцев и попали под их огонь только на том берегу.

– Ну, это они уже из глубины резервы подтянули, – сказал Серпилин. – В том-то и суть, что вы немцев обогнали. А те, кто прочикался, те и в третий раз под огнем будут переправляться! Понтонно-мостового батальона не видели, еще не подошел к вам?

– Лично я не видел, товарищ командующий. Может, пропустил, не заметил.

– Такое хозяйство не заметить трудно. Значит, еще на подходе. – Серпилин приказал Прокудину пересесть в задний «виллис», связаться по рации со штабом армии и выяснить, где сейчас находится понтонно-мостовой батальон, который приказано направить в распоряжение Кирпичникова. – Выяснишь – догонишь нас.

Прокудин вылез, и Гудков погнал «виллис» дальше.

Синцов, когда Серпилин отправил Прокудина, подумал, что они скоро будут у Кирпичникова, – там телефон – почему не позвонить оттуда? Но потом понял, что Серпилин хочет проверить, как обстоят дела с этим понтонно-мостовым батальоном, раньше, чем доедет до командира корпуса.

Серпилин вообще любил радио: и сам ездил всегда, имея на втором «виллисе» рацию, и приучал пользоваться радио всех, к кому ездил. Находил поводы напомнить о его существовании.

Шутя называл начальника штаба армии Бойко фанатиком связи, но сам был такой же, как он. А как-то, вспомнив при Синцове о сорок первом годе, сказал: «Если бы нам тогда во всех звеньях надежную радиосвязь, да к этой радиосвязи – привычку ею пользоваться, – много бы трудней немцам пришлось – с их клещами и клиньями. Половину бы пообрубали, зная друг о друге, где кто находится. И кто сейчас, имея радиосвязь, плохо ее использует – тот сам себя обкрадывает».

Серпилин сидел впереди и вспоминал смущение Талызина, случайно застигнутого им вдали от передовой.

«Интересная все-таки наша психология: чем дальше

добираться до нас начальству, тем смелей смотрим ему в глаза! Застанешь какого-нибудь командира дивизии на тычке, в окопчике на переднем крае, и хотя воюет неудачно и надо бы дать ему выволочку – заслужил! – а что-то удерживает: вон он где, оказывается, сидит! Пока до него добирался, сам страху натерпелся!»

Серпилин заметил, что их догоняет второй «виллис», и скал ал Гудкову:

– Остановись.

Прокудин пересел и доложил:

– Ответили, что понтонно-мостовой батальон следует по графику.

– Кто ответил?

– Начальник инженерных войск.

– Тогда дело надежное.

Командный пункт Кирпичникова был на холме, на той стороне реки, в полукилометре от недавно законченного саперами нового моста через Ресту, по которому шли сейчас тяжелые артиллерийские системы на гусеничном ходу.

Выйдя из «виллиса», Серпилин увидел на холме обращенные в нашу сторону окопы. Кирпичников, оказывается, использовал под командный пункт один из захваченных с ходу узлов немецкой обороны, куда немцы так и не успели сесть.

На новом командном пункте все было уже в полном порядке; в одном из укрытий для машин стоял знакомый штабной автобус Кирпичникова, смонтированный на «студебеккере» и покрытый маскировочными пятнами; имелась и зенитная защита – счетверенные установки на грузовиках и эрликоны. Само помещение командного пункта было устроено, как всегда у Кирпичникова, находчиво и разумно. Здесь был немецкий блиндаж, но его расширили, сверху накрыли брезентом и маскировочной сеткой, а внутри поставили стол и складные табуреты.

Когда Серпилин вошел. Кирпичников сидел спиною к нему и, молотя кулаком по столу так, что подпрыгивал телефон, ругал кого-то на том конце провода. «Прикладывал», как он сам любил выражаться:

– А я бы на месте командующего по-другому с вами поговорил. И сами сзади сидите, и войска вперед не идут! Позор! С ночи всего на два километра продвинулись. Где у вас стыд и совесть? Я вас спрашиваю, хоть капля совести у вас осталась?

Кирпичников повернулся и поднялся навстречу, продолжая держать трубку. Хотел положить ее, собираясь докладывать, но Серпилин махнул рукой:

– Заканчивайте.

– Еще раз повторяю: позор вам! – не сбавляя тона в присутствии командарма, громко и зло крикнул в трубку Кирпичников. – Если к вечеру не выполните задачу дня, поставлю вопрос об отстранении от командования дивизией. У меня все!

Он еле сдержался, чтобы не швырнуть трубку. Серпилин несколько секунд молча смотрел на него, на его злое лицо с красными пятнами на скулах, и медленно обернулся. Вошедшие было Прокудин и Синцов поняли и вышли.

– Кого это ты отстранять собрался? Талызина, что ли?