Последнее место на земле
Шрифт:
— Завтра тебя убьют, — тихо сказал старик, не отрываясь от шляпы.
Алексей перевел взгляд на гостя.
— Откуда ты знаешь?
— Контейнер уже здесь, в этом здании.
— Откуда ты знаешь?
— Это неважно. Мое знание не фиксируется во времени.
— Ты — моя галлюцинация, — убежденно сказал Алексей.
В ответ гость только покачал головой.
— Хорошо, пусть нет, — тут же продолжил мужчина, махнув рукой, — пусть каким-то фантастическим необъяснимым образом ты настоящий. Даже пусть нет объяснения твоему появлению, и пусть это тоже будет нормально. И сейчас я разговариваю
Старик закрыл глаза, выдохнул, вдохнул и посмотрел на Алексея:
— У меня к вам послание и предложение одновременно. Меня сюда, в эту камеру, притягивает не мое желание и не мой выбор, а ваша сила духа. Не чистота и убежденность, не безгрешность и что-либо, что вы можете про себя думать, а сила духа. С очень многими несгибаемыми людьми я встречался в концлагерях, в последнюю большую войну. Кто-то принял мое предложение, кто-то нет. Вы очень похожи на них. И не только на них. Но речь не об этом сейчас. Мое предложение звучит следующим образом: вы можете уйти из этой камеры прямо сейчас, сегодня. Ваше исчезновение будет классифицироваться как побег. Вас будут очень долго искать и не найдут. Через какое-то время вы сможете встретиться со своей семьей. У вас будет возможность провести остаток жизни в спокойствии и радости, в красивом месте. Месте, где вас никто не найдет и никто не сможет побеспокоить.
Старик замолчал.
Его голос, его уверенность, твердый тон не просто вселяли веру, а не давали даже возможности усомниться в том, что он знает, о чём говорит. Это звучало как правда. Это, несомненно, была правда.
— Кто ты?
— Я уже сказал. Я — посланник. В разные времена меня называли по-разному. Кому-то я являюсь в виде старика, к иным, коим нужно больше подтверждений, — в более презентабельном виде.
— С крыльями?
Старик добродушно засмеялся и ничего не ответил.
— А что если я откажусь?
— Завтра вас убьют. Это будет мучительная и не быстрая смерть. Вам придется пострадать.
— Если я соглашусь, то что дальше? Я проживу остаток жизни в счастье где-то далеко, где меня никто не сможет достать, но со своей семьей?
— Только с той частью, которая согласится разделить с вами эту радость.
— А остальные?
— Волю человека нельзя ломать. Каждый решает сам. Позвольте, я покажу.
Быстро вытянув руку вперед, старик коснулся открытой ладонью его груди. Алексей даже не успел отпрянуть. Даже не успел понять, что происходит. Мгновенно, выливаясь откуда-то из-за его спины и заполняя быстрой волной все пространство перед глазами заключенного, стирая темные тюремные стены и распространяясь вдаль, до необозримого горизонта, накатил бело-голубой прозрачный воздух. Теплый морской ветер полыхнул заключенному прямо в лицо и так сильно ударил в мозг, вырывая далекие воспоминания и моменты счастья, связанные с этим свежим воздухом, что у Алексея почти потемнело в глазах и закружилась голова.
Всё исчезло. Тюрьма, камера, нары, стена, возле которой он стоял, прислонившись плечом. Всё. От резкой смены окружающей картинки сознание не успело адаптироваться, и мужчина, словно потерявший опору человек, протягивая вперед руки и стараясь удержать тело в равновесии, медленно озирался и не мог поверить глазам.
— Это невозможно реально, — прошептал Алексей и начал ощупывать свою одежду.
Тюремная роба, грязная, хрустящая, противоестественная, легко мялась в его руках и создавала такой мучительный и болезненный диссонанс с этим местом, что даже старик почувствовал это и поморщился.
— Это реально. Вас сейчас нет в камере, — громко сказал он.
Алексей обернулся к старику:
— Кто ты вообще есть, что можешь вытворять такое?! — крикнул он и тут же, не дожидаясь ответа старика, снова начал озираться вокруг и ощупывать себя.
Всё стало другим: на цвет, на запах, на вкус. Всё жило, сияло, бурлило. Не было пропитанного истошным отчаянием тюремного запаха, не было давящих стен, не было бесконечно бдящих надзирателей. Это была свобода. Свобода в чистом ее виде. Настоящая. Такая ясная, простая, понятная. Она начала накатывать со всех сторон, закручиваясь, закручиваясь вокруг него в воронку. Звенящая, звенящая, простая свобода. Она поднималась, рвалась вверх, шумела вокруг своими завихрениями и почти физически проникала внутрь. Дребезжание воздуха. Звон. Почти помутнение сознания. От пьянящего воздуха реальной свободы. Вдох. Еще вдох… Еще… Алексей вскрикнул и ударил себя ладонью в грудь…
Всё отхлынуло.
Он пошатнулся.
Закрыл глаза, медленно вдохнул, потом открыл глаза и снова, уже спокойно, огляделся вокруг.
Это было невозможно красивое место. Они действительно стояли на берегу моря, на каком-то вдающемся в воду полуострове, покрытым белым поблескивающим на солнце песком, в окружении лазурной теплой воды. Вдали, за спиной старика, виднелись пальмы и широкие приземистые домики с тростниковыми крышами. Вокруг не было ни души.
Старик подошел ближе:
— Люди называют это панической атакой. То, что было сейчас с вами.
— Это не паническая атака, — покачал головой Алексей.
Старик присмотрелся:
— Да, верно.
Алексей опустился на колено и погрузил в песок растопыренные пальцы, прищурившись в удовольствии, провел под ним жадными ладонями и сгреб растекающиеся песчинки в охапку.
— Это не может быть видением, — прошептал он, замер… И вдруг, словно ребенок, осененный мыслью открытия какой-то грани бытия, поднял взгляд на старика и с тоном абсолютного счастья добавил: — Спасибо.
Видавший виды старик не ожидал. Он улыбнулся в ответ улыбкой везунчика, который мельком увидел падающую звезду, при этом успел загадать желание и забыл, какое слово нужно сказать.
Если бы не затхлая тюремная камера, которая ждала их там, где-то далеко-далеко, на другом конце земли, то это было бы идеальным моментом в истории дружбы этих таких непохожих людей.
Алексей встал и отряхнул ладони от песка.
Старик тут же повел рукой в сторону, указывая на другую, вклинивавшуюся в воду часть полуострова и на появившийся там тонкий силуэт.