Последнее поколение

Федотова Юлия Викторовна

Наконец Тапри просто свалился от изнеможения, так и не проронив ни слова.

Цергард Эйнер озадаченно посмотрел на его распростёртое тело. Пробормотал неразборчиво и бессвязно:

— Да? Ну, ладно, раз так… — и плюхнулся рядом.

Гвейран последовал их примеру, во весь рост растянулся во мху (по внешнему виду больше похожем на рыжую плесень) и смежил веки. И тут же почувствовал, как горит огнём лицо под слоем грязи.

Пришлось вставать. Тратить запас питьевой воды он не решился, к счастью, шагах в тридцати отыскалась глубокая лужа, и вода в ней выглядела более ли менее чистой. Он с наслаждением умылся сам, наполнил пластиковый пакет, тряпкой оттёр лицо и руки до локтя спящему мёртвым сном Тапри,

залил его ссадины красным спиртом. А потом и Эйнера привёл в порядок, обнаружив, что тот валяется ко всему безучастный, и заниматься гигиеническими процедурами явно не собирается.

Против мытья и санитарной обработки Верховный цергард Федерации не возражал, он вообще ничего не говорил, только морщился, когда вода попадала в нос или затекала в рукав. В глубине души ему нравилось, что кто-то о нём заботится, слишком редко такое с ним в жизни случалось. По-хорошему, надо было бы встать, самостоятельно помыться, заняться едой. Потому что пришелец Гвейран тоже устал, и вообще не обязан их обихаживать. Но так не хотелось шевелиться, так хорошо было просто лежать на припёке, ничего не делая, ни о чём не думая, что он решил простить себе эту слабость. «В следующий раз, — сказал он себе, усыпляя совесть, — пусть отдыхает он. А теперь — я. По-очереди». Совесть охотно заснула, и он сам вместе с нею.

Проснувшись же, обнаружил, что инопланетный спутник их растопил сухим тростником маленький костерок, испёк несколько клубней хверсов и пытается накормить адъютанта Тапри. А тот упирается. У цергарда упало сердце. Ведь следил он, очень внимательно следил, учёный собственным горьким опытом, съедает ли Тапри свою дневную норму. Неужели, проворонил?! Этой беды им только и не хватало!

— Ешь, кому говорят! Немедленно! — резко приказал он в надежде, что условные рефлексы победят физиологию.

— Слушаюсь! — от неожиданности подскочил адъютант, обернулся удивлённо, увидел напряжённое, встревоженное лицо своего командира, и сообразил наконец, чего это вдруг к нему пристали с едой.

— Нет, вы не думайте, — принялся уверять он, — я не того… Просто аппетита нет после ночи, а так-то я могу, вот, — в качестве доказательства он принялся грызть горячие клубни: один, второй, третий… Так легко пошло — сам не заметил, как съел все три порции: и собственную, и две чужих! Вот ужас!

Белое до синевы лицо юноши залилось краской, он поднял на спутников полные раскаяния глаза — и обнаружил, что те сидят рядышком, улыбаются и смотрят на него с умилением, будто любящие родители на неразумное и капризное чадо. И цергард Эйнер, и наблюдатель Стаднецкий в особенности в богов Церанга не верили, но в тот момент оба готовы были петь хвалу Создателям. Обоим — и урождённому землянину, и коренному церангару — только что пришлось испытать ужас от одинаковой мысли: что может быть глупее и несправедливее — пережить страшную огневую атаку, чудом выжить под отвалом смертоносного «болотного танка», и когда все страсти останутся позади, помереть от голодной анорексии! Разве мыслима такая подлость?! К счастью, тревога оказалась ложной, и за такую радость они готовы были заплатить много больше, чем по два клубня печёного хверса с носа.

…Остаток дня прошёл спокойно. Они шли себе и шли по пустынной равнине, пропуская воинские колонны, тянущиеся параллельным курсом по всё той же насыпной дороге, построенной Арингорадом и захваченной Квандором.

Худшие опасения Гвейрана не подтвердились. Страшные ночные события и изматывающая гонка привели ослабленные мутацией организмы его спутников в состоянии столь плачевное, что доктору казалось, они долго ещё не смогут встать на ноги. Однако, непродолжительный отдых и еда удивительно быстро вернули церангаров к жизни. Оба повеселели, зашагали бодрее, и даже разговор завязался, на тему более чем насущную — о бане.

После

ночных погружений в кровавое болото, вымыться и вправду хотелось ужасно, да негде было. Приходилось довольствоваться воспоминаниями. Первым начал агард Тапри: позабыв о чинах, принялся рассказывать, какая отличная промывочная на сто пятьдесят персон была в крумской казарме для внутренних войск. На это цергард Эйнер, обрадованный крушением психологического барьера, мешавшего их нормальному общению, возразил: подумаешь, крумская казарма! Вот на Смирском сортировочном пункте для перемещённых лиц — помывочная так помывочная! Два эшелона могут проходить санобработку одновременно! И вода, между прочим, всегда идёт тёплая, даже летом греют, и есть специальный «крантик», из него капает мыльный раствор! И мыться можно, сколько хочешь, хоть целый час — никто не торопит!

Ну, уж в подобное диво агард Тапри поверить никак не мог! Тёплая вода — ладно, допустим. Но чтобы два эшелона сразу — и не торопили?! Не бывает такого в природе! Должно быть, тот, кто докладывал, нарочно, преследуя личную выгоду, ввёл господина цергарда в заблуждение!

— А вот и нет! — победно возразил Верховный цергард Федерации. — Я лично там мылся, весь наш трег мылся перед большим наступлением. И скажу я вам — в самом Генштабе нет такой шикарной промывочной, разве что в личных апартаментах цергарда Репра, только у него масштаб не тот и раствор не капает!

И всё-таки верх в этом «соревновании» одержал наблюдатель Стаднецкий. Правда, взял он не количеством — у благополучной Земли давно отпала необходимость мыть людей эшелонами — а качеством. Целую лекцию прочитал! Поведал о традиционных турецких банях с мраморными скамьями и бассейнами, о реконструированных русских банях с вениками и прыжками в снег и нечистью, там обитающей, о финских саунах, и японских офуро. Приплёл до кучи древнегреческие термы и завершил свой экскурс ионным душем.

Его слушали с немым восхищением, а потом цергард Эйнер задал вопрос, к первоначальной теме никоим образом не относящийся: почему так получается, что с родной планетой пришельцы могут связаться лишь раз в четыре месяца? Выходит, туда-обратно сгонять быстрее, чем по коммуникатору поболтать! Где логика?

— Ох, — сказал Гвейран, потому что астрономия его коньком не была, сам он знал примерно, в чём дело, но объяснить затруднялся. «Я вроде той собаки», — подумалось ему, — «всё понимает, только не говорит».

А суть была в том, что сигнал с поверхности Церанга, от каждого из наблюдателей, шёл слишком слабый, не мог преодолеть расстояние в сотни световых лет. Усилителем служил крейсер оставленный на орбите Даги, одного из естественных спутников Церанга. И именно её, орбиту эту, последняя партия наблюдателей выбрала так неудачно, что «интервал молчания» увеличился с нормальной недели до рекордных четырёх месяцев. По-хорошему, им следовал бы вернуться на крейсер и скорректировать орбиту, но сначала руки не доходили, потом квадрант 16-б отошёл к Квандору, и возможность была упущена.

— Не понимаю, зачем вы направляете к нам таких неподготовленных работников? — выслушав немного сбивчивые объяснения пришельца, осудил Эйнер. — Мне кажется, «наблюдатель» — это вроде резидента разведки, — он побоялся задеть Гвейрана определением «шпион», — тут требуется высокий профессионализм, чтобы не проколоться. А вы, уж извините меня… в смысле, не лично вы, а те, остальные… Короче, служили бы они в моём ведомстве — выгнал бы на все шесть сторон* (на Церанге насчитывается не четыре, а шесть сторон света: север и юг, соответствующие полюсам планеты, а также два запада и два востока — по числу светил.) и без выходного пособия! Подумать только — резиденты связь наладить не в состоянии! Смех и грех! За такое и под трибунал можно…