Последнее поколение

Федотова Юлия Викторовна

…По словам дядьки Хрита, до Войны на стадионе собиралось столько зрителей, что многотысячные трибуны были заполнены до отказа по всему периметру, и то места не хватало, люди лезли на ограждение, конная полиция была вынуждена разгонять толпу хлыстами и водомётами.

Да, с тех пор народу в Федерации заметно поубавилось. Всех представителей прессы и армии, делегаций от трудовых коллективов столицы и регионов набралось как раз на один сектор. Прежде трибуны были зашиты деревом, и имели монолитный вид. Теперь доски, безжалостно отодранные и пущенные на дрова в те давние годы, когда древесина ещё не стала цениться дороже золота, были заменены узкими, редко наваренными металлическими

рейками, отчего вся конструкция выглядела прозрачной и шаткой. Люди, нахохлившиеся от холода, закутавшиеся в плащи, сидели бесформенными кучками на неудобных решётчатых многоярусных скамьях, как на насестах, и издали были похожи на больших и несчастных кур — по крайней мере, у Гвейрана возникла именно такая ассоциация. Молодые спутники его ни опровергнуть, ни согласиться с таким сравнением не могли — они в жизни своей не видели живых кур. Равно как и не живых. Эйнер, правда, вспомнил, что однажды в детстве, вроде бы ел чью-то ногу, но может быть, это была не курица вовсе, а просто необычно крупная жаба с радиоактивного болота.

Космическое судно пришельцев появилось в сером небе над полигоном так бесшумно, что было не сразу замечено зрителями. Какое-то время трибуны оставались неподвижны. Катер висел буквально у них над головами, а они — и простые граждане, и ряды оцепления, и даже господа цергарды в первом, выдвинутом вперёд ряду — дружно изучали собственные ноги, ничего больше они не могли разглядеть из-под низко надвинутых капюшонов. А многие представители регионов и вовсе дремали, измученные дальней дорогой. Почему-то все до единого были уверены, что космический корабль должен явиться весь в языках белого пламени, под аккомпанемент могучего рёва атомных двигателей, и уж тогда они его, конечно, не пропустят…

— А чего мы не садимся-то? — обращаясь к Гвейрану, выразил нетерпение Тапри. Ему надоело болтаться между небом и твердью без дела.

Но не успел пришелец ответить, как Эйнер, с напряжённым ожиданием всматривавшийся в экран внешнего обзора, скомандовал резко и коротко:

— Вниз!

Тапри невольно повернул голову к надоевшему уже экрану, и увидел, как со стороны Второй Заводской к полигону движется, в сопровождении двух пятнистых «торонг» маленький штабной автозак. На высокой крыше его кузова белой краской был наспех намалёван большой косой крест — снизу его нельзя было заметить, только с воздуха. «Брезент испортили!» — подумал агард с неудовольствием.

А цергард Эйнер смотрел на крест, и улыбался. Это был знак, что у дядьки Хрита всё прошло удачно.

Да и дело-то, что говорить, было пустяковое, почему бы ему удачно не пройти? В первый раз, что ли?

Про недавнюю выходку соратника Кузара господа Верховные вроде бы как забыли, и речи о ней больше не заходило. Но опыт был учтён и специальные меры приняты. Выкрасть и вывезти пленников с территории Штаба больше не удалось бы никому. Потенциальным похитителям оставалось либо дожидаться момента, когда те окажутся снаружи по общему согласию и специальному разрешению господ Верховных (за девятью подписями), либо постараться такой момент спровоцировать. Вот вам и вторая, основная причина, по которой так настаивал на публичности цергард Эйнер.

Пока они со спутниками были занят извлечением катера из трясины, дядька Хрит тоже времени не терял. Нападение было стремительным и наглым — в центре города, средь бела дня, едва ли не у стен Штаба. Машины сопровождения были остановлены двумя точными попаданиями кумулятивных снарядов, выпущенных из переносной установки системы «кавр». После этого людям

Хрита уже ничего не стоило захватить почти беззащитный автозак, совершено не рассчитанный на нападение извне. На полигон помеченная крестом машина въехала уже с новой охраной.

А дальше, по сценарию, сочинённому цергардом Добаном (вообще-то, по должности это полагалось бы сделать Хриту, но тот отказался: «Я тут человек новый, процедуры не знаю, должен сперва освоиться, вы пока сами как-нибудь…») корабль пришельцев должен был опуститься в центре поля под приветственные крики зрителей. Тут он, Добан, произнёс бы речь о славных достижениях разведки Арингорада и о тех преимуществах, что сулит любимому Отечеству контакт с носителями высшего разума. Потом оных носителей выстроили бы перед правительственной трибуной и продемонстрировали собравшимся. Подоспевший форгард Ловр произнёс бы ответную речь от лица облагодетельствованного народа, и после продолжительного и бурного ликования, люди бы мирно разошлись. Тогда космический транспорт погрузили бы на колёсную платформу и доставили в один из штабных ангаров, пришельцев водворили в камеру — на том акт небывалой открытости власти перед народом был бы завершён и каждый из господ-Верховных мог начинать собственную тайную игру.

Так планировал цергард Добан, и план его соратникам понравился. Но на деле всё пошло иначе.

И транспорт пришельцев прибыл вовремя — упал на поле с неба так внезапно и беззвучно, что трибуны ахнули от неожиданности, всем показалось, будто он материализовался из небытия. И речь свою цергард Добан произнёс очень хорошо, прочувствованно — любил он это дело, что правда, то правда! (Подумывал даже, уж не махнуться ли ему ведомствами с новичком Хритом? Пропаганда и агитация — не та сфера, что подходит для профессионального убийцы, тут нужен человек с интеллектом, Хрит должен это понимать).

Неприятности начались уже после речи. Выехав на середину поля, автозак, вместо того, чтобы остановиться и чинно выпустить пленных, вдруг резко, со скрежетом развернулся и, дав задний ход, стал так, что торцевая дверь его оказалась точно против входного люка космической посудины! И так молниеносно был проделан этот манёвр, что ликующий народ не трибунах даже не заподозрил неладное.

Но цергардам и одного мгновения хватило, чтобы разобраться в происходящем — на то и был каждый из них они профессионалом контрразведки. Да, постарели, обрюзгли, обленились, но старой хватки ещё не утратили!

— Огонь!!! — завопил Репр, выхватывая именной «симур».

— Не сметь!!! — ещё громче выкрикнул Азра, отталкивая соратника рукой.

Не более двух шагов отделяли автозак от корабля пришельцев — подойти ближе было просто невозможно, мешала откинутая под наклоном вниз и служившая своеобразными сходнями задняя стенка кузова. Пленные, один за другим сбегали по ней, грубо выталкиваемые изнутри — слышались даже крики «первый пошёл, второй пошёл» — тут-то бы их и снять всех по очереди. Два шага отделяло беглецов от спасительного катера, и это пространство прекрасно простреливалось.

Но именно в этом пространстве, закрывая его собой, стояли с трофейными автоматами в руках, нагло и отчаянно улыбаясь, два Верховных цергарда Федерации. И не было никакой возможности вести огнь, не перестреляв их при этом.

В Законе на такой случай прописано однозначно: персона Верховного неприкосновенна. Никто из подданных Федерации не вправе причинить ей какой-либо вред под страхом смертной казни. И даже если ей самой, за преступление особой тяжести, решением Совета будет вынесен смертный приговор, привести его в исполнение должен другой цергард.