Последнее поколение
Шрифт:
Самые верные псы стояли за спиной каждого из семи Верховных соратников. Но ни один из них не осмелился выполнить приказ Репра. Мало того, сам Репр, опомнившись, опустил оружие — ведь на глазах многих тысяч свидетелей разворачивались события, он сам стал бы преступником в их представлении. Не смел он взять на себя ответственность за крушение идеалов народного сознания. И другие — не смели! Только один человек во всей Федерации мог решиться на такой шаг.
Цергард Ворогу одной рукой вырвал рупор из побелевших пальцев Добана, другая уже была на кобуре.
— ИЗ-МЕ-НА!!! — разнеслось над городом жутким металлическим
И сразу прозвучал первый выстрел. Ворогу даже не целился, бил в белый свет. Он не рассчитывал попасть, просто подал сигнал. После этого соратников уже ничто не могло остановить, как собак, спущенных с цепи. Цергард Азра, сам ещё плохо сознавая, почему идёт против всех, отчаянно пытался помешать стрельбе, но получил от кого-то рукоятью по темени, осел вниз и затих.
На глазах безмолвных, ошеломлённых трибун шестеро Верховных цергардов Федерации расстреливали собственных соратников. Цергард Хрит упал почти сразу. Взмахнул руками и завалился на спину. Цергард Эйнер успел дать очередь из автомата, тоже не целясь. Он так и сказал Гвейрану, когда заряжал оружие «Не убью никого, так хоть напугаю!». Напугал. Давно соратнички под обстрел не попадали, отвыкли. Присели дружно, попрятались за трибуной. И последнюю свою мишень добивали уже из укрытия.
Добили, конечно. Да только поздно было. В тот момент, когда упал Эйнер, спина последнего из пришельцев скрылась в люке. Автозак рванул с места, смёл бросившуюся на перехват охрану, и скрылся в направлении разрушенных пригородов. Всё было кончено. Сколько угодно могли стучать пули по серебристой обшивке космического катера — на ней даже царапин не оставалось. И стрельба стихла. Страшная, мертвая тишина повисла над Городским полигоном. ТАКОГО ещё не случалось в истории Арингорада. Никто пока не знал, как надо себя вести. Даже цергард Ворогу.
Пришельцам повезло. Раненые среди них были, убитых — ни одного.
До последнего момента они пребывали в неведении. С той минуты, как совсем близко прозвучали взрывы, и вооруженные люди с лицами, скрытыми под белыми масками, ворвались в кузов, земляне были уверены, что настал их последний час. Потому и не желали покидать машину, упирались так, что их приходилось выталкивать силой. Если бы очередные «похитители» удосужились сразу объяснить, что происходит, тогда и выгрузка прошла бы оперативнее, и ранений удалось бы избежать вовсе. А теперь им надо было как можно скорее попасть на головной корабль, потому что на катере нет нужного запаса медикаментов…
Они галдели все разом, взвинченные, ещё не отошедшие от испуга, они что-то объясняли Гвейрану, и что-то от него хотели. Но он не желал их слушать. Он лихорадочно натягивал на себя скафандр для наружных вакуумных работ. А когда кто-то потянул его за рукав: «…вы же медик, вы должны помочь!», он развернулся и заорал на них страшно:
— ВЫ ЧТО, ДУМАЕТЕ, Я ЕГО ЗДЕСЬ ОСТАВЛЮ?!!!
Тогда они отстали. Притихли разом. Больше он не обращал на них внимания.
…Когда странная, неуклюжая фигура в костюме, напоминающем комплект радиационной защиты, только ещё более громоздком, показалась из люка, вновь раздались хлопки выстрелов. И попадания были — Гвейран ощущал их как сильные толчки,
Два человека в красивой чёрной форме Верховных цергардов Федерации лежали в трёх шагах от люка. И песок около их тел был тёмным, мокрым.
Худому, щербатому человеку, которого Эйнер называл в разговоре «дядька Хрит» пуля пробила переносицу. Он лежал с запрокинутой головой, и глазные впадины залила кровь. Он был давно и безнадёжно мёртв. Сам Эйнер тоже был мёртв — во всяком случае, Гвейран был в этом уверен в тот момент, когда нагибался, чтобы поднять тело. Зачем оно ему понадобилось, что он собирался делать с трупом — сам не знал. Просто не хотел оставлять его врагам — и всё.
И только когда он поднял его на катер, и свалил, отнюдь не бережно, в разгрузочную капсулу — за неимением более подходящего места, не на пол же было класть, — ему показалось, что веки убитого слабо дрогнули… Или не показалось? Сдёрнув перчатку, он скользнул пальцами по шее Церангара, отыскивая артерию. Пальцы сразу стали красными и липкими. Но пульс был. Очень, очень слабый. Безнадёжно слабый. С таким не живут.
И всё-таки… Есть такая вещь — «вдруг»… Ни на что не рассчитывая, ни к кому конкретно не обращаясь, он закричал:
— Старт!!!
Весь пол от стыковочного шлюза до медицинского отсека был густо закапан кровью. По этому следу и пошёл агард Тапри, задержавшийся, оттеснённый в сторону на выходе. И нашёл.
Цергард Эйнер лежал на столе, как был в форме и сапогах, только теперь одежда оказалась вспорота, разрезана на куски. Рядом с стоял Гвейран с блестящим хирургическим инструментом в руке. Он тоже был весь заляпан кровью, даже лицо и волосы.
— А, пришёл! — не поднимая головы, сосредоточенно бросил он. — Хорошо. Становись, будешь держать…Крови не боишься?
Тапри отрицательно покачал головой, и поспешил выполнить приказ. Страшно ему было, ох как страшно, но вовсе не от вида крови. К таким вещам он давно привык, потому что война. В — разведшколе их почти не обучали санитарному делу, лишь самую малость — жгут наложить, перевязать… То, что называют «первой помощью». Но он видел уже очень много смертей, и понимал: с такими ранами не живут. И судя по лицу Гвейрана, даже чудесная медицина пришельцев вряд ли сможет помочь. Тапри понимал умом: не надо наедятся, не надо! Но всё-таки надеялся в душе. И боялся обмануться.
Это длилось невыносимо долго. Гвейран резал и шил, втыкал какие-то иглы и трубки, и снова резал, и снова шил… А Тапри то держал, то подавал, и к даже выучил несколько названий инструментов, причем на чужом и странном языке: «скаль-пель», «за-жим». Были моменты, когда ему казалось, что цергард Эйнер уже умер, и становилось жалко, зачем его продолжают мучить… И в тот момент, когда Гвейран, выпрямившись, объявил «Всё! Больше от нас ничего не зависит!» у Тапри подогнулись колени, и он сел на пол.