Последнее послание из рая
Шрифт:
Это случилось в самом начале лета, когда еще можно было позволить себе езду на велосипеде лишь рано утром или поздно вечером. [2] На Эду были платок, который спускался от кепи к плечам, рубашка с длинными рукавами и брюки из хлопчатобумажной ткани. Когда его спрашивали, не жарко ли ему в такой одежде, он всегда возмущался. Я-то знал, что он не выносил собственные причуды и что угодно отдал бы за то, чтобы подставить тело под струю прохладного ветерка. Мы добирались на место раза в два дольше, чем это делал я, когда ездил один. Но в конце концов мы достигли цели своего путешествия и остановились перед внушающей тревожное чувство темно-зеленой растительностью, свидетельствовавшей о близости
2
В данном случае имеется в виду, что днем в летние месяцы в Испании очень жарко.
Эду пошел первым и остановился, тайком поглядывая на меня, ожидая, когда я подойду. И надеялся при этом удивить и испугать меня. Ждал, чтобы я что-нибудь сказал.
– Что там такое? – спросил я.
Сумерки открыли перед нами на воде хорошо заметные дорожки, освещенные тропинки.
– Это отвратительно! – сказал я.
Эду взял палку и подвинул к нам большое белое крыло.
– О Боже! Эду, пойдем отсюда.
– Подожди! Ты что, не хочешь узнать, что сейчас перед тобой? Всегда лучше держать в уме ясный образ того, что видишь, какой бы неприятной ни оказалась эта странная и непонятная вещь, которая от этого станет в конечном счете еще более неприятной. Не отворачивайся и смотри на то, что у тебя перед глазами, потому что тот факт, что ты этого не увидишь, не означает, что это исчезнет.
Эду с самого детства обладал способностью выражать свои мысли, как психиатр, возможно, потому, что его родители каждый раз в таком случае начинали водить его к психологу. Все началось с того, что он, будучи еще школьником, заявил своим родителям, что он сверходаренный, и что поэтому ему было скучно на занятиях, и что ничего нового он не узнавал, отчего этот феномен следовало считать некой аномалией. Свалившаяся на голову Ветеринара новость крайне удивила его, и в течение последующих нескольких дней он только и делал, что сообщал хозяевам своих клиентов о возникшей проблеме: «Мой сын сверходаренный». Ветеринарша со своей стороны стала появляться на людях чаще, чем обычно, ходила с гордо поднятой головой, потому что именно ей принадлежал живот, из которого вышел сверходаренный ребенок. Как говорила моя мать, которая встречалась с ней в Ипере и в Соко-Минерве, люди не знали, поздравлять ли ее по этому случаю или выражать сочувствие. Мне кажется, моей матери было очень неприятно, что сверходаренный ребенок родился именно у этой тщедушной женщины с претензиями, которая питалась одними макаронами. По-видимому, она сожалела, что сверходаренным родился не я. Быть сверходаренным, однако, не так просто, потому что все хотят убедиться в том, что это не обман. Каждый, кто общался с Эду, проводил воображаемую линию между своим, нормальным, разумом и его – поразительным. Если у тебя хороший слух, то у Эду он должен быть еще лучше. Если ты хорошо рисуешь, то Эду должен делать это еще лучше. Он должен был запоминать текст с одного взгляда на страницу, не прибегая к зубрежке. Да я и сам его постоянно проверял, заставляя решать заданные мне задачи по математике чуть ли не с хронометром в руке. Дело кончалось тем, что он с болью слушал, как все ему говорили: «Я так тоже умею».
Ветеринарша настаивала, чтобы он не отвлекался на пустяки. Ей хотелось, чтобы выдающееся дарование ее сына материализовалось в чем-то таком, что можно продемонстрировать. Например, считать с головокружительной быстротой или стать пианистом-виртуозом.
– Почему бы тебе не научиться играть на пианино? Ведь тебе ничего не стоит. А дело это перспективное, – говорила она ему время от времени.
Так что Эду все чаще и чаще приходилось отбиваться буквально ото всех, отчего он становился все более язвительным,
Возьмем, к примеру, двое часов, говорили родителям, – одни показывают время в нормальном ритме, к которому мы привыкли, а другие, вторые, в другом. Так вот, они никогда не покажут один и тот же час, они никогда не будут находиться в одном и том же времени. Понимаете? Иногда требуется небольшая помощь. И началась одиссея Эду по психологам и психиатрам. Все то время, пока я играл в футбол, а мой ум тупел, он проводил в беседах с людьми, которые рассуждают о снах, о символах, о сосредоточенности и о потере надежд. Он доверительно сообщил мне, что некоторые из них развлекают его куда больше, чем мы. Так что, когда он умолял меня сыграть с ним в настольный футбол, единственное его увлечение, соответствовавшее возрасту и неизменное, я советовал ему позвать себе в партнеры кого-нибудь в белом халате.
Он подтащил крыло к траве, росшей на берегу, а вслед за крылом на поверхности появилась и та самая огромная птица.
– Посмотри, посмотри на нее хорошенько, потому что потом тебе, возможно, придется описать ее.
Я смотрел на птицу, пока мог. Поверхность воды была покрыта мертвыми птицами вроде этой, а также птицами меньшего размера черного цвета. Были там и более крупные птицы, размером с орла. От озера шел неприятный запах мокрых перьев.
Эду сказал:
– Думаю, что нам нужно унести ее с собой. У нас есть сумка?
– Вряд ли нам нужно что-то уносить с собой. Мне не хочется везти эту дохлятину в сумке, которая привязана к моему велосипеду.
– Ну и дурак же ты. У нас даже сумки нет. Придется привязывать ее веревкой. У меня есть одна, которая годится для этого.
– Делай что хочешь, я не собираюсь везти ее никаким способом.
– Мой отец должен обследовать ее. Ты что? Не понимаешь? В наших руках свидетельство того, что здесь произошло!
Он взял в руки огромную птицу, голова которой безвольно болталась, и направился к моему велосипеду.
– Держи ее вот так, пока я схожу за веревкой.
– Лучше я схожу за веревкой, а ты подержишь птицу. Не хочу к ней прикасаться. Кроме того, я вот о чем думаю: почему бы нам вместо полиции не обратиться к экологам. Ты всерьез считаешь, что нам следует тащить эту тварь с собой? Мне лично будет приятнее прокатиться на велосипеде без нее.
– Хорошо, но мы должны оставить птицу на том месте, где она лежала, – ответил Эду, вздохнув.
Он снова без всякого отвращения взял птицу на руки и бросил ее в прибрежную воду, в камыши и траву. Другие мертвые птицы закачались на пробежавших волнах. Потом Эду отыскал палку и оттолкнул птицу подальше от берега. После этого он руками распрямил траву, примятую нашими спортивными тапочками.
– Перестань, – сказал я ему, – никто нас ни в чем не заподозрит. Мы ничего не сделали, а только нашли все это.
– А почему мы здесь так задержались, – он посмотрел на часы, – почти на целый час?
– Никто не узнает, сколько мы времени здесь пробыли, мы могли подъехать всего минут десять назад. Упорствовать в твоей версии значительно труднее, чем ты думаешь. Для того, чтобы исказить истину, требуется большое воображение, и я не уверен, что его у тебя достаточно.
– Ты забыл, что нам всего по одиннадцать лет. Мы могли заиграться и забыть о времени.
– Нет. Даже если бы мы были полными дураками.
– У детей так случается.
– Не говори глупостей.
В конечном счете экологов вызвал Ветеринар. А экологи вызвали полицию. Полиция, в свою очередь, вызвала нас. Как и предполагал Эду, нас подвергли строгому допросу, выясняя главные вопросы: «когда?» и «как?» Они желали знать как можно точнее, что мы видели. Теперь я был даже рад, что Эду заставил меня так долго ждать, зато я мог давать самые что ни на есть детальные ответы и притом без запинок.