Последнее послание из рая
Шрифт:
Однажды я спросил ее, несколько наивно, почему она его так невзлюбила.
– Что ты от него ожидала? Ведь это была всего-навсего работа.
– Мне хотелось, чтобы он обращался со мной как с человеком.
– Не знаю. Но он же не обращался с тобой как с собакой.
Тут мне вспомнилось, как Эду обращался с бедным Уго. Нет, он его не бил, но и гулять не выводил, никогда не ласкал и вообще не обращал на него внимания.
– Я оставила его консультацию в полном беспорядке. Ну и хрен с ним, – сказала она, полностью уходя в прошлое, которое оставалось для нее актуальным и делало актуальной ее ненависть.
– Если ты теперь увидишь его на улице,
– Я его узнала бы, будь уверен.
– Ведь, может быть, он больше не носит очков в позолоченной оправе, полысел.
– У него и так уже была довольно большая лысина.
– Тогда забудь думать об этом типе.
– Но у него были очень мощные руки, так что он без труда удалял коренные зубы. И пальцы были просто чудовищные.
Я нашел, что мистера Ноги невозможно заинтересовать тем, что так волновало мать, тем более понять ее переживания, но были же у них за это время такие моменты, когда следовало отойти от грубой реальности и обратиться к своей прошлой жизни, включая детские годы, о которых всегда есть многое что рассказать. Но даже если это и так, то необходимость рассказать о моем детстве наводила меня на мысль о том, что детства у меня вообще не было. А если мистер Ноги, которому так нравилось болтать с матерью, рассказал ей о своем детстве? Он мог бы отравить ее своим сентиментальным ядом.
Впрочем, мне было очень трудно представить себе мистера Ноги предающимся воспоминаниям, я был почти уверен в том, что самым дальним, что хранилось в его памяти, была мертвая женщина в озере. На Страстной неделе мы решили отправиться на Сьерра-Неваду. Кое-кто из нас ходить на лыжах не умел, но я им сказал, что учатся этому моментально, а потом уже никогда не забывают, – это все равно что научиться ездить на велосипеде. Проблема в снаряжении. Некоторые не приобретают его, потому что не знают, понравится ли им ходить на лыжах. Лыжи и ботинки можно взять напрокат. Остальное придется набирать – в одном месте штаны, в другом – куртку. Соберем по возможности.
Когда я встретил мистера Ноги, он планировал, как провести уик-энд со своими учениками и ученицами, среди которых почти всегда находилась моя мать. С этих мероприятий она возвращалась, отнюдь не загоревшись энтузиазмом, словно в подобных экскурсиях вовсе не нуждалась. Он же, в свою очередь, не хотел упускать других возможностей.
– Ты почему не едешь на Сьерра-Неваду? – спросил он меня. – Некоторые твои сверстники идут.
Я объяснил ему, что меня ужасает перспектива одеваться огородным пугалом. Так все-таки ехать или не ехать. Я уже видел царственные вершины Сьерра-Невады, покрытые чудесной белизной. Видел синюю куртку, разрезающую голубой ветер в небесной чистоте.
– Без достойного снаряжения я никуда не поеду, – повторил я.
Он не настаивал, пребывая в задумчивости, возможно, решая задачу, где его достать. Я, со своей стороны, подумал, что он устал от моей матери и мое присутствие на лыжной станции освободит от нее мистера Ноги. У меня создалось впечатление, что за период между подарком ботинок, новогоднего костюма и возможного подарка лыжного снаряжения побудительные мотивы сильно изменились. Меня продолжало радовать то, что я не открыл ему секрет якобы замеченного тела женщины в озере, и это заставляло его испытывать душевные муки, которые он уже не мог разделить ни со мной, ни с моей матерью. И чтобы он не забывал об этом, я время от времени, совсем уж некстати и как бы невзначай, спрашивал его, не ходил ли он снова на озеро. Как я и ожидал, он отрицательно качал головой,
На свадьбу Тани я надел костюм, которым так и не воспользовался в новогодний праздник. К тому времени у меня уже выросло все, что должно было вырасти, и одежда могла отныне служить мне бесконечно долго, согласно мнению матери, к которому она в том, что касалось непосредственно ее самой, никогда особенно не прислушивалась.
Церемония состоялась весной в замке в нескольких километрах от нашего поселка, и я был просто ошеломлен, увидев ее в таком одеянии рядом с седовласым мужчиной, который, казалось, мог бы быть ее отцом. Впрочем, он был бы отцом совсем непохожим ни на Ветеринара, ни на моего собственного отца, который вообще и на отца-то похож никогда не был. Ни один из отцов, которых я когда-либо видел, таким не был.
Таня представила меня как близкого друга, друга, которого она очень любит, и он посмотрел на меня с высоты человека, носящего шелковые галстуки и костюмы, сшитые на заказ. Кроме того, он был обладателем серых, холодных глаз и лица, не знавшего улыбки по меньшей мере в течение последних десяти лет. Было заметно: он сделал перерыв между двумя деловыми встречами, чтобы исполнить формальности, которые позволяли ему взять в жены Таню. Ничего другого не наблюдалось. Я был пустым местом, и Ветеринар, который мог поднять на руки огромную собаку, не изменившись в лице, да еще и спасти ей жизнь, тоже был пустым местом. Марина шла с ним под руку. Цветы и листья деревьев отражались в ее глазах. Она была живописно призрачной, не от мира сего. Замок казался ее естественной обителью.
Эдуардо сказал, что не может больше выносить того, что происходит: «Сейчас со мной что-нибудь случится». На нем был такой же, как у меня, костюм, тоже черный, только на брюках не было отворота. Белокурые блестящие волосы золотыми ручейками ниспадали на лацканы пиджака.
– Тебе не кажется несколько претенциозным это место?
– Мне тут нравится, – ответил я. – Недалеко от поселка и очень живописно.
– Я еще не видел ни одной свадьбы, в которой не было бы чего-нибудь смешного, – сказал Эдуардо, темные очки которого пускали солнечных зайчиков.
– Ты думаешь, Таня будет счастлива?
– Это же гангстер, неужели не видишь? Сестра всегда хотела стать подружкой гангстера.
Каждый раз, когда я видел сон, Таня была в нем все более далекой, все более несбыточной мечтой, потому что ее мечты не имели ничего общего с моими.
Ее мечта была о богатстве, о внушительном черном «мерседесе», о шофере и секретаре и еще о телохранителе. А я уже знал, что, сколько бы я ни крутился, никогда этого ей дать не смогу.
– Он, должно быть, дурак, – изрек я Эду.
– Думаю, мне не придется работать. Я посвящу себя тому, чтобы быть его шурином. Он всерьез принял то, что я сверходаренный. Так что теперь жизнь моя устроена.
Я вновь посмотрел на гангстера. За это время он стал еще больше, раздулся от собственной важности. Он просто перерос самого себя. Он сам секретарь-телохранитель, шофер, автомобиль. А может быть, еще и яхта, шикарный дом, деньги в банке, бизнес, деловые переговоры, телефоны для ведения деловых переговоров, партнеры, совещания, стремительность. Как все это ему досталось? Как люди попадают на Луну? Таня уже была с ним на Луне, но все равно меня утешал этот в последний раз увиденный образ бледной девушки со светло-каштановыми волосами, удержавшийся в мире житейских мелочей.