Последнее пристанище
Шрифт:
Луи молчал.
— Это, пожалуй, единственная клятва, которую я не могу вам дать, — сказал наконец он, — я привык, что моя жизнь принадлежит мне, и только до тех пор, пока это так, я ничего не боюсь. Только тот, кто ничего не боится, станет победителем — в игре или на войне. А мне предстоит нелегкий бой. Как вы верно заметили, у меня ничего нет, но я не хочу всю жизнь оставаться приживалой у своей родни.
Кадан молчал.
— Я могу поклясться вам, что умру за вас. Но вы требуете от меня большего. Вы хотите связать меня по рукам
Кадан все еще не отвечал.
— Вы сами не сможете любить меня, если я изменюсь и стану таким, — Луи невольно повысил голос.
— Я вас люблю просто потому, что вы есть. Вам не обязательно завоевывать мою любовь.
Он отступил назад.
— Я все-таки пойду, — сказал Кадан, хотя несколькими минутами раньше был уверен, что остаток вечера они проведут вдвоем. — Простите меня, Луи, если я слишком многого хочу.
Прошло несколько дней, и Кадан больше не заводил этот разговор. Луи однако не мог избавиться от мыслей о смерти, тучей нависших над их встречами.
Кадан, казалось, тоже заметил перемену его настроения и через некоторое время, когда они уже прощались, спросил:
— Я расстроил вас?
Луи качнул головой, не желая врать вслух.
— Я не хотел.
Кадан закусил губу и постоял некоторое время, исподлобья глядя на него.
— Идемте со мной, — решился наконец он и, не дожидаясь ответа, потянул Луи за руку, в проулок — и дальше, за поворот.
Миновав лабиринт улиц, они оказались у невысокого доходного дома, разделенного множеством подъездов на несколько частей. На первых этажах располагались лавочки, а вторые, украшенные балкончиками с чугунными оградами, занимали жильцы — не самые состоятельные, судя по незначительному количеству цветочных горшков на этих балкончиках.
Кадан втянул Луи в один из подъездов и стал подниматься на второй этаж. Луи следовал за ним, с удивлением оглядываясь по сторонам. В подъезде царил полумрак, и краска на витых перилах облупилась, но когда Кадан отпер дверь квартиры на втором этаже, Луи увидел, что внутри она обустроена со вкусом и довольно ухожена — если не считать разбросанной вокруг письменного стола кипы исписанных бумаг. Такая же кипа виднелась за дверью соседней комнаты, откуда выглядывало старое пианино. Дальше анфилада заканчивалась спальней.
Кадан замешкался в первой комнате.
— Хотите, чтобы я попросил принести вам кофе? — спросил он.
Луи покачал головой и, притянув его к себе, принялся целовать, тщательно исследуя каждый уголок знакомых — и в то же время непознанных до конца губ.
Кадан прогнулся, подаваясь к нему, и Луи осторожно придержал его за затылок, другой рукой приобнимая за поясницу.
— Не спешите… — выдохнул Кадан ему в губы.
— Я ни на чем не настаиваю, — сказал Луи и снова принялся его целовать.
Кадан плавился в его руках, но когда ладонь Луи сползла ниже, выскользнул из них.
— Я все же налью нам вина, — сказал он и, подтолкнув Луи к двери,
Он сам толкнул Луи на кровать, и пока тот лежал, глядя на него, достал из буфета бутылку вина и два хрустальных фужера. Наполнив их, он один вручил Луи, а из другого сделал глоток — и, тут же склонившись, поцеловал, наполняя рот Луи вкусом своего вина.
Тот отставил бокал и снова обнял его, нежно поглаживая, но не переходя черту.
Кадан освободился от камзола, и Луи опустил вторую руку на его тело, помогая удерживаться на весу.
Какое-то время они просто целовались, отвлекаясь лишь на легкие поглаживания, и Луи в самом деле не хотел настаивать на большем — этой близости и того, что они наконец остались вдвоем, хватало ему с головой.
Кадан однако стянул и с его плеч камзол, а затем, потянув за полы рубашки, заставил Луи снять и ее.
Устроившись на его бедрах верхом, он принялся неторопливо целовать плечи Луи, потихоньку спускаясь вниз. Очертил языком соски один за другим и наконец обвел им пупок.
— Я никогда этого не делал, — сказал он, чуть приподнявшись, — так что не уверен, что все пройдет хорошо.
Луи еще не понял до конца, что его ждет, и потому только когда Кадан развязал шнуровку его кюлот, чуть стянул их вниз и приник губами к лобку, резко выдохнул:
— Тебе не обязательно…
— Я хочу, — ответил Кадан, отстранившись на миг, и, поймав губами его член, втянул его в себя.
Луи показалось, что кровь, ударившая в виски, взорвалась салютом на потолке. Он ничего не соображал и не понял даже, сколько длилась последующая сладкая пытка — почти сразу он обнаружил себя расслабленно раскинувшимся на подушках. Голова Кадана лежала у него на животе.
— Я слишком долго этого ждал… — прошептал Луи и, потянув Кадана за плечи, заставил приподняться, а затем поцеловал.
Язык Кадана был соленым на вкус, но Луи куда больше интересовало то, что прозрачная стена, о которой не раз говорил Кадан, рухнула. Луи абсолютно отчетливо ощущал, что они слились в одно.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
— Я тоже тебя люблю, — ответил Кадан и тоже коснулся поцелуем его губ. А затем опустил голову Луи на плечо и замер так.
ГЛАВА 10
Проснувшись, Луи обнаружил себя в пустой постели. Одеяла сбились и пропахли духами, хотя он точно помнил, что накануне не было ничего, кроме поцелуев — тягучих и сладких, от которых по всему телу бежали мурашки, и все же целомудренных, как носовой платок монашки.
Из соседней комнаты доносились трели фортепиано, а за приоткрытым окном перекрикивались торговки.
Луи вздохнул и перевернулся набок, неуверенный, что уже готов встать.
Музыка продолжала звенеть, иногда приближаясь к пику напряжения и снова замолкая. Кадан за фортепиано явно был куда темпераментней того Кадана, который проводил с ним вечера.