Последнее пророчество

Николсон Уильям

Бомен ощутил знакомое тепло и, даже не веря, что такое возможно, сказал:

— Хочу, чтобы наша семья никогда не расставалась.

Аира Хаз мягко произнесла:

— Хочу, чтобы у меня хватило силы.

Анно Хаз промолвил:

— Хочу, чтобы мои родные всегда были счастливы и спокойны.

Пока прочие спали, Мампо нес вахту. Стояла глубокая ночь, низкие облака закрывали звезды. Мерцающее пламя костра умирало, обращаясь в едва тлеющие угольки, и Мампо понял, что почти ничего не видит. Тогда он закрыл глаза и принялся слушать. Так, тихо сидя у костра, чувствуя слабую ноющую боль в боку и ноге, Мампо позволил своим мыслям обратиться

к Кестрель. Теперь она смотрела на него совсем по-другому — юноша был уверен в этом, — с благодарностью и, более того, с уважением. У Мампо не было времени поговорить с ней, однако он не мог ошибиться. Когда путешествие завершится, у него еще будет время. А сейчас задача Мампо проста: охранять Кестрель и оберегать ее от бед. Он должен защищать всех этих замечательных людей, которых так любит. Благодаря Доминату Мампо узнал свою силу. И раз он выбрал эту судьбу, значит, теперь ему предстоит сражаться и убивать. Он еще удивлялся своим новым способностям и считал их чем-то случайным, незаслуженным и даже немного пугающим. Однако Мампо гордился, что у него теперь есть свое дело и что Кесс нуждается в нем.

Мампо сидел у костра, вслушиваясь в ночные шорохи. Где-то неподалеку поток струился по каменистому ложу, нежное бормотание воды смешивалось с затихающим потрескиванием огня. Время от времени пролетала ночная птица — крылья едва шевелились, вызывая слабое колебание воздуха. Какие-то маленькие невидимые создания шуршали под ногами: шурх-шурх-шурх. И за всеми этими звуками Мампо различал непрекращающийся барабанный бой, медленно и приглушенно стучавший в его сердце.

В лицо ударил порыв ветра. Мампо открыл глаза и увидел, что облака несутся по небу на запад. Появились звезды и молодой месяц. Юноша различил знакомые созвездия — Серп с длинной рукоятью и Венец с тремя остриями.

— Ты не спишь, Мампо?

Он вздрогнул. Рядом появилась Пинто.

— Пинто! Почему ты не спишь?

— Не могу.

— Ты должна спать. Завтра предстоит целый день пути.

— Так ведь тебе тоже. А ты еще и ранен.

— За меня не беспокойся. Я сильный.

— Тогда и я сильная.

Мампо ласково посмотрел на девочку и заметил, что она дрожит.

— Я разведу костер.

Он принялся ворошить тлеющие угольки, вытаскивая не прогоревшие концы веток, и вот костер снова загорелся. В его мягком мерцающем свете стали видны остальные путники, вповалку лежащие на земле, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Глаза Мампо отыскали Кестрель — она лежала между братом и матерью, своей рукой сжимая руку Бомена.

— Ты все еще любишь ее, Мампо?

— Люблю, — просто ответил он.

— А если она умрет?

Мампо посмотрел на Пинто изумленно.

— Не говори так.

— Нет, ну а все-таки?

— Я не хочу об этом думать.

— Тогда ты забудешь ее и полюбишь какую-нибудь другую девушку. Обычно так и бывает.

— Послушай, никто не собирается умирать.

— Не будь таким глупым, Мампо. Все умрут.

— Это случится не скоро.

— Кесс умрет раньше меня, потому что она старше. И тогда ты станешь моим. Ты сможешь любить меня, когда состаришься.

— Ну, хорошо, — сказал Мампо, которого тронула горячая преданность девочки. — Я буду любить тебя, когда состарюсь.

Несколько секунд они сидели молча, разглядывая огонь. Затем чуткие уши Мампо услыхали звук, не похожий на треск горящего дерева. Кто-то приближался к костру.

Мампо прыжком вскочил на ноги и вытащил меч.

— Оставайся здесь! — скомандовал он.

Девочка вернулась к спящим родителям, а Мампо молча скользнул в темноту. Теперь и Пинто слышала шаги, но внезапная вспышка яркого пламени

сделала ночь вокруг совершенно непроглядной. Девочка услышала, что шаги затихли. Затем раздался неясный гул голосов. Женских голосов. И вот Мампо возвратился в круг оранжевого света, отбрасываемого костром, а с ним шли две женщины — толстая и худая. Обе дрожали от холода и выглядели страшно напуганными. Мампо отвел их к костру.

Толстая сказала:

— Сюда, детка. Сейчас моя девочка согреется.

Худощавая не ответила ничего. Она просто присела к огню и опустила голову.

Мампо прошептал Пинто:

— Посмотри, найдется ли что-нибудь поесть.

Пинто кивнула и направилась к повозке. Она взяла два куска хлеба из их драгоценных запасов. Толстая женщина без слов взяла хлеб и предложила маленький кусочек своей спутнице. Та несколько мгновений подержала кусок в руке, а затем выронила на землю.

— Не делай так! — сказала Пинто смятенно. — У нас не хватит еды, чтобы прокормить всех.

Женщина вздохнула и обернулась к Пинто. Затем посмотрела на кусочек хлеба под ногами. Медленно подняла его с земли и протянула Пинто.

— Прости, — произнесла она тихо и печально.

— Ах, бесценная моя. — Толстуха зашлась рыданием. — Моя бесценная должна съесть хоть немного, иначе она умрет, и что тогда делать Ланки?

— Тише, — сказал Мампо.

Но было уже поздно. Рыдания Ланки разбудили Бомена. Он привстал, и его движение заставило проснуться Кестрель. Бомен удивленно уставился на освещенный светом костра призрак Йодиллы Сихараси. Все еще в свадебном платье, но уже без вуали, она смотрела на него с нежной грустью на прекрасном лице. Думая, что все это сон и сейчас он проснется, а видение улетит, Бомен протянул руку и произнес:

— Не уходи!

Кестрель встала и взволнованно воскликнула:

— Сирей!

— Ах, Кесс! — Наконец и Сирей залилась слезами, давно уже ждавшими выхода, и упала в объятия подруги.

— Тише, детка, — говорила Ланки, облегченно вздыхая. — Тише, вот твоя подруга, она все сделает как надо.

— Кто это? — тихо спросила Пинто у Мампо.

— Это принцесса, которая приехала в Доминат, чтобы выйти замуж.

Кестрель успокоила Сирей и заставила ее рассказать обо всем, что случилось.

— Зохон захватил папу и маму, он убивает всех и твердит, что собирается жениться на мне. Но я его ненавижу, я лучше уйду с тобой, потому что ты моя… — рыдания прервали ее речь, — ты моя… ты моя подруга.

— Сирей, — мягко проговорила Кестрель. — Ты не из нашего народа. Ты будешь чувствовать себя чужой среди нас. У нас нет принцесс, нет вуалей. Мы обычные люди.

— А я и хочу быть такой, как вы. Вот, смотри, я уже не ношу вуаль. Я позволила ему увидеть меня. — Сирей показала на Мампо. — Больше ни один мужчина не видел меня. Ах да, твой брат видел. — Йодилла обернулась и обнаружила, что Бомен пристально смотрит на нее. — Он думал, что я — просто служанка. И сейчас, наверное, так думает. Ланки, ты больше не будешь мне прислуживать. Мы с тобой становимся обычными людьми прямо сейчас. Ты можешь оставаться моей подругой.

Ланки смутилась.

— Я не знаю, как это — быть подругой. Я умею только служить.

Сирей все еще смотрела на Бомена.

— Ты не возражаешь, если мы пойдем с вами?

Бомен промолчал.

— Почему он не разговаривает со мной?

— Ты тут ни при чем, Сирей, — промолвила Кестрель. — Ему тяжело разговаривать после… после того, как он покинул дворец.

— Нет, это из-за меня. Он считает меня дурочкой. Но он же сказал, чтобы я не уходила. — Губы Сирей упрямо сжались, словно Бомен отрицал это. — Ты так сказал, и теперь я не уйду.