Последнее прощай
Шрифт:
– Валяйте.
– Вы верите в родственные души? Ну, то есть, что есть один человек на всю жизнь… навсегда?
Он ненадолго задумался:
– Не очень.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Мне нужно было сначала услышать это от вас, прежде чем окончательно убедиться в собственном мнении. Каждый пытается рассказать мне, как совладать с горем, как я должна себя чувствовать, но из-за таких вот советов мне сложно понять, что же я сама думаю обо всем этом. О том, что для меня важно.
Он кивнул.
– И что же вы думаете, Анна?
– Что Спенсер был моей родственной душой.
– Как вы это поняли? – в этом вопросе не было ничего похожего на осуждение или насмешку. Он искренне хотел услышать ее ответ.
– Просто поняла, – задумчиво ответила она. – С самой первой встречи.
– Вы влюбились с первого взгляда? – а вот теперь его голос прозвучал скептически.
– Если угодно. Хотя, тогда я не думала об этом в таком ключе. Я бы себе не позволила. То есть, это ведь глупо, верно? Так бывает только в сказках.
Броуди лишь хмыкнул, так и не дав вразумительного ответа. Это, впрочем, вполне красноречиво выражало его позицию.
– Я только его увидела, и мне показалось, будто я со всего размаху врезалась в кирпичную стену. Без преувеличения – у меня в прямом смысле закружилась голова, потом я начала задыхаться и у меня начало жечь ступни. Я пыталась вести себя как ни в чем не бывало, просто поздоровалась, но ничего не получалось, – она тихо рассмеялась. – Но то же случилось и с ним… Так я и поняла, что это оно. Что это он.
Броуди нахмурился:
– Кажется, речь идет лишь о физическом влечении.
Анна расхохоталась:
– Мне следовало догадаться, что вы циник.
– Так и есть, – сказал он, – и я горжусь этим.
Она вздохнула.
– Ладно, – снова заговорил он, – докажите, что я неправ. Что в нем было такого, что убедило вас в том, что он… – он ненадолго умолк: выяснилось, что произнести следующие слова куда труднее, чем он ожидал, – единственный? Что делало вас идеальной парой?
Какое-то время Анна молчала. Еще чуть-чуть, и он бы услышал ее мысли.
– Мне кажется, в теории, так не должно было случиться. Мы были очень разными. Я стеснительная, а он полнейший экстраверт, энергичный, с головой полной сумасшедших планов и схем. Спенсер был мечтателем, вот что мне в нем нравилось: его воображение, его страсть. Это и то, что, хоть другие и могли посчитать меня черно-белой на фоне его «Техниколора», он так не считал. Он верил в меня так, как больше не верил никто и никогда.
– Я понимаю, почему вас – или кого-либо другого – могла покорить такая поддержка.
– Это было больше, чем «поддержка», – ответила она, – это значило для меня все. Когда вы стеснительны, людям проще вас не замечать. Им кажется, что они так не делают, но это не так.
– А
– Точно. Другие называли его птицей высокого полета, а он говорил, что высоко летать ему удается лишь потому, что мне под силу возвращать его с небес на землю, будто я была его якорем. Вот что я имею в виду, когда говорю, что мы были родственными душами, – ответила она, и Броуди представил, как она едва заметно пожала плечами. – Мы просто подходили друг другу. Это было так легко… безо всяких усилий. И мы помогали друг другу становиться лучше. До Спенсера я никогда в действительности и не осознавала, кто я.
– Человеку не нужен кто-то еще, чтобы ему сказали, кто он такой, Анна.
– Все было не так, – возразила она, защищаясь. – Он просто любил меня такой, какая я есть, позволял мне быть мной, – она вздохнула, – и теперь его нет. Потеряв его, я совершенно переменилась. Я никогда не стану прежней.
Он кивнул:
– Вы правы. Вероятно, уже не станете.
Стоило ему это произнести, как он пожалел о своей резкости. Он провел в компании с самим собой чересчур много времени – уже и забыл, что другие не всегда ценят столь прямолинейный подход.
Но в ответ Анна лишь расплылась в улыбке:
– Ну и дела, Броуди! Спасибо за такую ободряющую речь!
Неожиданно для себя он рассмеялся, и она вместе с ним. Затем они снова замолкли.
– У меня есть еще один вопрос… – сказала она.
Броуди напрягся. Он не привык к глубокомысленным разговорам посреди ночи, если не считать странных философских дебатов с его мохнатым спутником.
– Почему вы назвали своего пса Льюисом?
Броуди улыбнулся. Казалось, она прочитала его мысли.
– В честь Льюиса, автора книг о Нарнии.
– О… я очень любила их в детстве и потом еще долгие годы проверяла задние стенки шкафов, не видать ли там елей и снега.
– Я тоже, – ему было приятно, что это их связывало. – Почему вы спрашиваете? О Льюисе?
– В юности у Спенсера тоже был пес по кличке Льюис. Было любопытно, вдруг вы назвали его по той же причине.
– И как же другой Льюис обрел свое имя?
Анна хмыкнула:
– В честь Льюиса Хэмильтона. Спенсер его обожал.
Броуди пожал плечами. Неплохой выбор.
– Я думаю, он отличный гонщик «Формулы-1», но с обожанием главное не переусердствовать.
– Вот и я о том же, – обрадовалась она, но тут же посерьезнела. – В тот год, когда Спенсер умер, я спланировала сюрприз на его день рождения. Я забронировала для него поездку на гоночной машине в «Брэндс-Хэтч», но ему так и не довелось туда попасть. К слову, та компания меня удивила. Они дали мне ваучер, который можно использовать в другой раз, безо всяких ограничений по срокам или чего другого.