Последнее шоу

Коннелли Майкл

Сложив содержимое шкафчика, за исключением кольца с ключами, в пакет для улик, Бэллард закрыла дверцу и защелкнула навесной замок. Положила ключ от замка в пакет, запечатала его, поставила свою подпись и наконец вышла в главный зал.

Честейн до сих пор сидел на корточках перед третьим трупом, но теперь рядом с ним была доктор Джей. Чтобы получше разглядеть тело, она склонилась над правым плечом детектива. Над левым склонился Оливас. Бэллард поняла: Честейн обнаружил что-то важное. Он был хороший детектив, даром что предатель. За годы работы в убойном отделе они

с Бэллард раскрыли несколько дел. Его отец, тоже детектив полиции Лос-Анджелеса, погиб при исполнении, и на жетоне Честейна всегда была черная траурная лента. Спору нет, раскрывать преступления он был мастер, и лейтенант считал его самым компетентным человеком в отделе, причем вполне заслуженно. У Честейна была лишь одна неприятная черта: когда он не занимался раскрытием очередного дела, стрелка его морального компаса не всегда указывала в нужном направлении. Его решения бывали продиктованы политическими и бюрократическими мотивами, а не понятиями «хорошо» и «плохо». Бэллард прочувствовала это на собственной шкуре.

Доктор Джей похлопала Честейна по плечу, чтобы тот подвинулся и открыл ей доступ к телу. Пока они менялись местами, Бэллард хорошенько рассмотрела мертвеца, свисающего из кабинки. Между бровями у него было аккуратное пулевое отверстие. Мгновенно испустив дух, он завалился на левый бок. Рубашка разошлась, обнажив безволосую грудь. Второй раны Бэллард не видела, но коронер, сдвинув борт рубашки затянутой в перчатку рукой, пристально что-то рассматривала.

– Рене…

Честейн заметил Бэллард, стоящую на границе первого круга.

– Кен.

– Что ты здесь делаешь?

В его тоне не было упрека, лишь удивление.

– Перехватила в больнице пятую жертву, – объяснила Бэллард. – Была там, когда ее привезли.

Честейн взглянул на свой планшет.

– Синтия Хэддел, официантка, – сказал он. – Скончалась, не приходя в сознание.

– Верно. – Бэллард показала ему пакет с вещами Хэддел. – Это из ее шкафчика. Знаю, ты считаешь ее второстепенной жертвой, но все же…

– Да, спасибо, детектив, – оглянувшись, произнес Оливас, прежде чем Честейн успел что-то сказать.

Лейтенант подошел вплотную к Бэллард. Та, не дрогнув, смотрела ему в глаза. Впервые за два года – именно столько времени прошло с той злосчастной жалобы – Бэллард оказалась с Оливасом лицом к лицу. Глядя на его угловатую физиономию, она чувствовала гнев пополам с ужасом.

Словно понимая, что сейчас будет, Честейн попятился и нырнул в работу.

– Ну и как вам на «ночном сеансе»? – спросил Оливас.

– Нормально.

– Как поживает Женкинс?

– Дженкинс? Не жалуется.

– Вы же знаете, почему у него такое прозвище – Женкинс?

– Я…

Она не договорила. Набычившись, Оливас придвинулся ближе – на дюйм, но Бэллард показалось, что на фут, – и тихо, чтобы слышала только она, произнес:

– «Ночной сеанс». Самое место для стервозных баб. – Он сделал шаг назад и уже нормальным голосом спросил: – Приказ ясен, детектив?

– Да, – сказала Бэллард. – Я извещу родных.

– В таком случае ступайте. Не задерживайтесь. Посторонние

мне здесь не нужны. Не ровен час, что-нибудь испортите.

Бэллард заметила, что доктор Джей наблюдает за этой сценой у него из-за спины. Перехватив ее взгляд, коронер отвернулась. Бэллард посмотрела на Честейна в поисках хоть какой-нибудь поддержки, но тот был весь в делах: сидел на корточках, и рука его, облаченная в перчатку, укладывала в маленький пластиковый пакет некий предмет, похожий на черную пуговицу.

Развернувшись, Бэллард направилась к выходу. Щеки ее горели от испытанного унижения.

5

Дженкинс по-прежнему караулил свидетелей в соседнем дворике. Когда пришла Бэллард, он воздел руки и растопырил пальцы, словно пытаясь сдержать напирающую толпу. Какой-то вконец расстроенный хипстер говорил с ним, едва не срываясь на крик:

– Чувак, мне утром на работу! Что, будем всю ночь здесь торчать? С учетом того, что я ни хрена не видел?

– Понимаю ваши чувства, сэр. – Дженкинс, человек обычно сдержанный, тоже повысил голос на полтона или около того. – Мы возьмем у вас показания, как только представится такая возможность. Не забывайте, убиты пятеро человек.

Хипстер, разочарованно махнув рукой, вернулся на свою скамейку. Кто-то, выругавшись, завопил:

– Вы не имеете права нас здесь удерживать!

Дженкинс не ответил: по закону полиция могла держать всех посетителей клуба под стражей, пока следователи не разберутся, есть ли среди них потенциальные свидетели или подозреваемые. Основание неубедительное – ясно, что подозреваемого среди этих людей не окажется, – но вполне правомерное.

– Ты как, в норме? – спросила Бэллард.

Дженкинс развернулся – так, словно думал, что на него вот-вот накинутся. Увидел Бэллард и сказал:

– Так, кое-как. Зла на этих не держу. У них впереди долгая ночь. Тюремный автобус уже в пути. Как увидят решетки на окнах, вконец ошалеют.

– Хорошо, что меня здесь не будет.

– Куда намылилась?

Бэллард показала ему пакет с вещами Синтии Хэддел.

– Нужно сгонять в больницу. Кое-что нашлось. Буду минут через двадцать. Оповестим родных, и все: можно садиться за писанину.

– Родных, говоришь? Плевое дело. Всяко лучше, чем торчать с этими обезьянами. Половина, думаю, на наркоте, и их вот-вот начнет отпускать. Когда приедут в участок, дело примет дурной оборот.

– А это уже не наша забота. Я скоро.

Бэллард решила не говорить, зачем едет в больницу, так как знала, что напарник этого не одобрит. Развернувшись, пошла к машине, но Дженкинс окликнул ее:

– Эй, коллега!

– Что?

– Можешь снять перчатки.

Он заметил, что латексные перчатки все еще на ней. Бэллард опустила взгляд на ладони – так, словно видела эти перчатки впервые в жизни.

– Точно, – кивнула она. – Как только попадется урна.

Подошла к машине и, не снимая перчаток, сложила вещи Синтии Хэддел в ту же коробку, где уже находился ее передник. Но сперва вынула из пакета телефон и сунула его в карман.