Последнее слово девятого калибра
Шрифт:
Так и было. Один из преподавателей академии оказался однокашником Бориса Сергеевича. Коротко объяснив лектору ситуацию, Выходцев быстро добился своего. Однако с него было взято обещание, что двадцать восьмого февраля сего года федеральный судья Центрального районного суда города Тернова Струге обязательно прибудет в академию. В девять часов утра. Зачем?
– Не знаю, Антон, – поморщился Выходцев. – Не до этого было. Поехали в прокуратуру. Мне на сотовый позвонил мой юнец. Помнишь его? Кажется, заключение экспертизы легло на стол. Видишь, умеют же, когда хотят!
– А чего ты ожидал? – усмехнулся Антон. – Не каждый день в Москве убивают людей, похожих на федерального судью.
Дактилоскопическая
Следователь посмотрел на своего молодого коллегу.
– Выставь-ка «сторожевичок» на этого абрека. – Выходцев положил заключение в сейф и следом вынул чистый лист бумаги. – Сейчас напишу отдельное поручение операм, пусть они этого чеченца тряхнут.
Когда отсутствуют основания выставить фигуранта в официальный федеральный розыск, практически все сыщики используют метод оперативного поиска. Выставляют по информативной линии ведомств информацию о том, что их интересует определенный человек, с указанием всех его грехов. Через десять дней эта информация автоматически снимется из базы данных, но кто сказал, что эту операцию нельзя повторить? Авось при проверке водительского удостоверения, или при банальной проверке документов какой-нибудь дотошный милиционер не успокоится на изучении документов и «пробьет» человека по базе данных. Вот тут-то и торжествует оперативная хитрость над несовершенством законодательства. Человек в федеральном розыске не числится, а его ищут и находят. Шансов мало, но когда их было много при раскрытии неочевидных преступлений?
Молодой юрист по имени Виктор Петрович, поправив на носу очки, стоял и терпеливо ждал, пока Выходцев напишет документ. Струге смотрел на этого молодого прокурорского работника и с грустью думал о том, какую тяжелую ношу взял на свои плечи этот человек. Сразу после окончания института он мог стать кем угодно. Адвокатом, представителем солидной фирмы или работать сразу на нескольких работах в качестве советника. Зарабатывать неплохие деньги и, ложась вечером в постель, даже не думать о том, что через час может раздаться звонок и его присутствие потребуется где-нибудь в сыром закоулке, рядом с лежащим холодным телом. Антон сам когда-то был в этой шкуре, поэтому смотрел на новенькую синюю форму с двумя блестящими звездочками на погонах и представлял, во что она превратится уже через год работы. А сколько изорвется личных вещей – курток и рубашек, когда спустя всего год этот молодой человек облазит все канализационные люки и чердаки закрепленной за ним территории?..
Но парень закончил юрфак и пришел работать сюда. Одно это могло вызывать уважение. Но сколько их, неоперенных, так приходит, а спустя несколько месяцев убегает сломя голову? Выдержит эту грязь, не сорвется с места, остановившись под угрозой удара, – честь ему и хвала. На таких, как он, со временем становящихся похожими на трудоголиков Выходцевых, держится прокуратура.
Струге вспомнил один из своих первых допросов.
Ему, молодому следователю, пришлось допрашивать насквозь «прожженного» рецидивиста с весьма сомнительными интеллектуальными способностями. Зато с очевидно весомым зоновским авторитетом. Каково молодому парню, едва вошедшему в мир борьбы с криминалом, впервые в жизни, лицом к лицу, столкнуться с уголовником, «откинувшимся» с лагерного «строгача»? Не успел сердешный доехать в плацкартном вагоне от мордовского лагеря до родных краев, как с ним опять приключилось несчастье. Точнее,
Так случилась встреча Струге с Мандрашьянцем. Зэк стал грубить. Как отвечать на неприкрытое хамство, в юридических вузах, конечно, не учат. Струге знал – бить допрашиваемого нельзя. Более того, он сам никогда не испытывал такого желания. Однако остаться в кабинете оплеванным он не мог. Карьера следователя для него начиналась на этом стуле и именно в тот момент…
– Ты твердишь, что на зоне в авторитетах ходил? – Струге прищурился и выпустил сигаретный дым. – А люди другое говорят.
– Кому – люди, а мне – хер на блюде.
– Как сказать. Это те самые люди, которые тебе в Мордовии под хвост «зашпиливали».
– Ччче?!! Ты че базаришь, щенок?! За гнилой базар никогда не попадал?! – Мандрашьянц взвился так, что Струге показалось – по кабинету полетели пух и перья…
– Я тебе базарю, что люди говорят, – резонно заметил Антон. – За что купил, за то продал. В качестве доказательства утверждают, что на твоей заднице выколот черт, который в интересное место бросает уголь лопатой.
– А ты ответишь за слова?! Ответишь, если у меня ее нет?! – Уголовник подскочил на привинченном к полу стуле. – Если ее нет, я по всем хатам разнесу весть, что ты фуфлыжник, который собирает шнягу! Потом ни один деловой тебе на слово не поверит! Понял?
– Что толку говорить об этом? – спокойно заметил Струге, вдавливая окурок в жестяную пепельницу. – Я не могу доказать, а ты опровергнуть.
Пронзая следователя победным и уничтожающим взглядом, Мандрашьянц одним рывком снял с себя штаны и развернулся к нему задом. Струге незаметно нажал под столом кнопку вызова конвоя и уселся на край стола…
Вошедший в кабинет надзиратель СИЗО, увидев известного зоновского авторитета со спущенными штанами и упершимся в стену головой, побледнел.
А до Мандрашьянца смысл его положения стал доходить чуть позже…
Понятно, что объяснить каторжанскому миру такую стойку в кабинете следователя отмазкой демонстрации того, что ты – не «петух», невозможно. Зэк пообещал убить Струге, даже если ему придется потратить на это всю жизнь. Уже после того, как молва обнесла зоны известием о попытке Мандрашьянца купить свободу путем отдачи себя следователю, его придавило кедром под Красноярском.
И сейчас Антон смотрел на молодого прокурорского работника и думал о том, сколько ему еще придется вынести на своих плечах. Кем он станет в будущем? Вот вопрос вопросов. Задай Антон Павлович его себе пятнадцать лет назад, он наверняка не нашел бы ответа. Мысль о том, что нужно быть судьей, не вынашивается с детства. С младых лет всегда хочется быть либо следователем, либо известным спортсменом, либо адвокатом. Кем угодно, но только не судьей. Это приходит после. После того как побывал следователем, спортсменом и кем-нибудь еще… Если тебя не засосала пучина невежества и ты стремишься не к власти, а к возможности вершить Закон, ты станешь СУДЬЕЙ во что бы то ни стало.
Просто для этого нужны сила и вера в то, что ты способен судить без жалости и гнева.
Почему судья сейчас думал об этом? Потому что видел перед собой человека, который пока действует не по велению собственного разума, а ступает в уже имеющийся в сугробе отпечаток. Ему объясняли, что нужно любить закон и ненавидеть людей, его нарушающих. И он любит и ненавидит одновременно. А сколько их, уже зрелых, приходит в суд и позволяет этим двум чувствам руководить поступками судьи?.. И тогда случается страшное.