Последнее слово девятого калибра
Шрифт:
Не давая судье прийти в себя после падения, двое мужчин, как грифы, метнулись на рухнувшее тело, и тот, что был с палкой, еще дважды ударил Струге по голове…
– Хватит!.. – остановил очередной взмах второй неизвестный. – Еще одного судейского трупа здесь не хватало! Переворачивай его…
Струге сопротивлялся, как ему казалось, изо всех сил. На самом деле его движения были скорее похожи на барахтанье младенца в люльке. Почувствовав во рту обжигающую, пахнущую спиртом жидкость, он понял, что ее вливают не для того, чтобы привести в чувство.
Пытаясь отвернуть голову, судья почувствовал, что его мертвой хваткой держат за лицо чьи-то руки.
А во рту стоял отвратительный запах рекой льющегося спиртного.
Если бы не этот, первый удар по голове, в одно мгновение превративший тренированное тело в вялый студень, Антону ничего бы не угрожало. Эти двое молодцев, что так старательно пытались из совершенно трезвого человека сделать абсолютно пьяного, не представляли бы никакой угрозы. Но эта тошнотворная боль в затылке…
Так долго бутылка водки не тянулась для Струге никогда… Боясь захлебнуться, он судорожно глотал и глотал, чувствуя приближающийся рвотный позыв. Спиртное слегка приглушило боль. И теперь вместо обширной боли Антон ощущал несколько местных ломящих очагов. Его били еще?..
Неужели в этой гостинице больше никто не имеет привычку ходить по лестницам?
И почему в гостиницу постоянно попадают, минуя охрану и бдительных дежурных, сомнительные личности?
Вопросы в затуманенном разуме менялись один за другим.
Мысли Антона, цепляясь за осколки сознания, никак не могли соединиться воедино и принять обоснованные очертания. Лишь бестолковые звуки, летающие вокруг, удалялись и спустя некоторое время возвращались. А еще был жар, вливающийся внутрь.
А потом все исчезло. Пропало, словно не было. Наступил покой и чувство легкого, невесомого счастья. Словно первый мартовский день детства. Первого и последнего дня детства, когда умер отец. И в тот момент, когда это известие пришло в его семью, в Антоне Струге перемешались эти два чувства. Еще не исчезнувшая беспричинная радость от первого дня наступившей весны и стиснувшая голову, словно тисками, боль утраты…
Он никогда за все прошедшие с того момента тридцать лет не вспоминал этот день. А сейчас, словно по наваждению, он ощутил это чувство перемешанных, совершенно несовместимых ощущений.
Струге лежал между восьмым и седьмым этажом гостиницы, посреди осколков разбитой бутылки.
На его голову чьей-то заботливой рукой была надета его же шапка. Вокруг него была спиртовая лужа…
Глава 6
Сознание ловило отдаленные звуки, а перед полузакрытыми глазами мелькали какие-то тени. С трудом разлепив веки, увидел рядом с собой Выходцева. Тот что-то внушал знакомой тетке и выпроваживал ее за дверь.
Что за тетка и где он мог видеть ее раньше? Бред какой-то…
Вопреки
Да что такое, мать-перемать, происходит?!
– Очнулся, слава тебе господи! – заверещала тетка. – Превратили гостиницу черт знает во что!
– Не мешай, женщина, имя господа нашего с нечистым… – пробормотал Антон.
– Тьфу! – в сердцах произнесла женщина. – Доложу начальству!
– Не нужно никому докладывать! – донесся до Струге бас Выходцева. – Легче вам от этого не станет. Все, забыли!
– Щас, забыли! Я уже сотрудников вызвала! Судья он или не судья – мне все равно! Приедут, пусть разбираются!
А-а-а-а!.. Вот что это за тетка! Это та самая, что Максимку Меньшикова выпроваживала!
– У-у-у… Какая!
– А вы не мычите, гражданин!! – взбеленилась дежурная. – Завтра сообщат на работу, как вы тут квалификацию повышаете, тогда я посмотрю, как вы замычите!
– Да-а-а… Тогда я точно замычу…
С виноватым видом Выходцев выпроводил женщину за дверь.
Оторвав голову от подушки, совершенно пьяный Антон обвел мутным взглядом помещение. Возвращающийся от двери Борис, сидящие неподалеку Бутурлин и Злобин…
– Мать моя! Я в номере, что ли?! Боря, как я сюда попал?!
– Принесли, – раздался с какой-то ядовитой интонацией голос судьи из Мурманска.
– А кто?.. – Струге распространял в воздухе запах спирта.
– Люди добрые, – ответил Бутурлин, пока Выходцев усаживался в изголовье кровати Антона. – Как еще сил хватило сказать, кто вы и в каком номере живете? Вы же пьяны, как скотник, Струге! И это тот человек, который обещал мне жуткое утро после трех стопок водки? Вы – человек слова, Антон Павлович. Обещали нажраться до упаду – и сделали.
Отмахнувшись от Бутурлина, как от назойливой мухи, следователь наклонился над лицом судьи.
– Расскажешь все после. А сейчас соберись с силами, я тебя отсюда увожу. Говорил ведь!.. Говорил, что тебе нельзя здесь находиться!..
Усадив судью в положение, близкое к вертикальному, Выходцев стал надевать на Струге ботинки. Самым трудным оказалось насадить дубленку на его крепкое тело. Всякий раз, когда следователь пытался вдеть руку в рукав, Струге падал, как кукла. При этом он пытался рассказать москвичу, как упоительны в Тернове вечера…
Когда процесс одевания был закончен, Струге уселся на кровати. Судя по всему, какие-то молекулы разума все-таки пробились сквозь пелену опьянения.
– Один момент, Боря… Есть несколько способов похудания и выведения шлаков из организма… Долина утверждает, что это система «шесть»… – Опираясь на плечо Выходцева, судья поднялся. – Настаиваю, что это система «раз-два»…
Дойдя до туалета, он долго закрывал за собой дверь.
– Поражаюсь, как можно было надраться так молниеносно… – Бутурлин, качая головой, смотрел куда-то под карниз.