Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны. 1944-1945

Хенн Петер

– Но я непригоден к полетам, герр оберст.

– Почему?

Я рассказал ему о своей аварии в Балше и положил перед ним медицинское свидетельство.

– Это не имеет значения. Я принял решение. Вы должны меньше интересоваться тем, что думают другие. Поверьте мне, никто не заметит этого. Если бы я только знал, о чем они там в Генеральном штабе думают. Обратитесь к медикам через несколько месяцев. Война ведется не только в «Мессершмиттах», мой мальчик. Вы также должны вести бюрократическую войну. Точно. Вы можете идти.

Проходя мимо секретарши, я шепнул ей:

– Я люблю вашего оберста.

Слегка польщенная, она ответила:

– О, шеф – славный малый.

Она выписала мне дорожные документы.

Когда я добрался до метро, я сказал сам себе: «Хорошо, я все еще в люфтваффе, даже если я и стал курьером Генерального штаба».

В штабе авиадивизии

я обнаружил лихорадочную деятельность, там было множество женщин-военнослужащих, и время от времени мне казалось, что в нем одни офицеры, майоры, оберсты и горстка гауптманов. Я был одним из немногих лейтенантов и понял, что должен исполнять работу обычного солдата, регистрируя рапорты, отправлять циркуляры. Это была моя работа, а в остальное время я должен был держать рот на замке. Силы небесные! Какое море бумаг, какой океан бюрократизма. Стопки бумаг, тонны бумаг, неограниченный поток.

Так что это было то, с чем мы воевали. У меня было множество возможностей видеть и слышать и времени для размышлений.

Сердце этой безупречной машины было известно как штаб-квартира люфтваффе. [161] Три этажа наверху и столько же под землей, бункер из стали и бетона, абсолютно непробиваемый бомбами. Даже когда я был в боевом подразделении, меня охватывали сомнения. Теперь же, когда меня перевели в штаб, я стал отъявленным циником.

Внутри здания была огромная люминесцентная карта, похожая на киноэкран. Каждый самолет, который появлялся на территорией рейха, показывался на карте миниатюрным значком и держался под постоянным наблюдением. Это был бесспорный успех науки. Радары на границах страны засекали его, и очень замысловатая аппаратура проецировала его отметку на экран в этом нервном центре противовоздушной обороны. Здесь сходились все линии – от станций радиоперехвата, радиостанций, радарных центров и т. д. Все донесения с бортов самолетов, переговоры пилотов по двухсторонней связи, малейшее слово, представлявшее интерес, прослушивались. Это был мир кабелей, телевизионных экранов, люминесцентных лучей и катодных трубок.

161

Командные пункты авиадивизий, находившихся на территории Германии и Западной Европы, располагались в замаскированных мощных бетонных бункерах, каждый из которых имел свое кодовое обозначение. Так, командный пункт 2-й истребительной авиадивизии в Штаде назывался «Сократ».

Можно было почти увидеть каждый пропеллер, принадлежавший «Мессершмитту», «Крепости» или «Либерейтору».

Лицом к экрану, за пультом на помосте, сидел офицер управления. Ему было достаточно нажать на кнопку, чтобы направить в любой конкретный сектор эскадрильи истребителей. После щелчка переключателя и поднятия телефонной трубки с окружающих аэродромов взлетали Ме-109, батареи зенитной артиллерии около Галле, вокруг Берлина или Магдебурга открывали или прекращали огонь. Оберст-лейтенант лишь поднимал мизинец, и приказы немедленно передавались во всех направлениях, а противовоздушная оборона вступала в действие.

Сектор наблюдения был огромен. От Ганновера до Катовице, от Восточной Пруссии до Альп.

Летом 1944 г. от Рождества Христова бомбардировщики союзников прибывали словно саранча; одновременно по 1000, 2000 и 3000. [162] Светящаяся карта показывала зону, простиравшуюся от Южной Англии до Польши, от Дании до Альп. Бомбардировщики прилетали массированными соединениями, часто одновременно с запада и юга: 1000, 2000, 3000, неделю за неделей, день за днем. Если в понедельник авиационная дивизия имела в своем распоряжении 300 пригодных к полетам истребителей, то во вторник после большого налета их число падало до 200; в среду оно было между 120 и 150, в четверг – уже менее 100, а в пятницу – приблизительно 50. В субботу офицер управления предпочитал не отдавать приказов на вылет. Он поднимал телефонную трубку и вызывал штаб авиакорпуса:

162

Имеется в виду общее число самолетов, участвовавших в налетах в течение одних суток, включая истребители сопровождения.

– Ради бога, дайте нам небольшую передышку. Мы должны получить пополнение пилотами и самолетами. Мы исчерпали все свои возможности. Если сегодня прилетят 2000 бомбардировщиков и 1000

«Мустангов», я не смогу поднять в воздух последние 50 несчастных «ящиков», иначе ни один из них не вернется. Ради бога, будьте благоразумными. Это будет бесполезная жертва. В ясные ночи, такие как стоят сейчас, противник посылает 2000 или 3000 самолетов. Когда они появляются над рейхом, их соединения дробятся на сотни групп и нападают на различные цели. Они не остаются в едином массированном соединении, в этом больше нет никакой необходимости. В любом случае у вас есть глаза, чтобы убедиться в этом лично. Кто в такой ситуации может питать какие-то иллюзии? Согласно статистике средняя жизнь пилота в противовоздушной обороне рейха колеблется между сорока восемью и шестьюдесятью часами. Мы нуждаемся в передышке, чтобы перегруппировать, пополнить эскадрильи перед тем, как снова идти в атаку.

Он всегда получал короткий ответ:

– Нет. Приказ рейхсмаршала. Все пилоты, которые могут пользоваться ручкой управления и прицелом, должны подняться в воздух.

«Это действительно начало конца», – пробормотал я про себя.

Скоро я достаточно насмотрелся этой жизни, этой лжи и этого отчаяния, которое можно было прочитать на каждом лице. Я хотел вернуться на фронт любой ценой, чего бы это мне ни стоило. Доктор, который обследовал меня, оказался понимающим человеком.

– Вы не можете вернуться к истребителям, поскольку все еще не можете переносить высоту. Возможно, позднее ваши способности восстановятся, но в данный момент вам лучше не обманывать себя.

– Ну, тогда ладно. Я вернусь в штурмовую авиацию.

Я заставил его выдать мне заключение, и после визита в соответствующий отдел я снова упаковал свой чемодан.

Глава 19 ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ ГЕРМАНСКИХ ОРЛОВ

До этих пор я всегда думал, что из всех видов люфтваффе хуже всего обращались с истребительной авиацией. С одной стороны, она была оснащена Ме-109, который был печально известен тем, что не отвечал требованиям перед лицом растущего превосходства противника. С другой стороны, серьезные недостатки этой машины проявились уже в самом начале войны. Но я ошибался. Другие виды авиационной техники, например бомбардировщики, которым в 1942–1944 гг. приказывали летать над Англией в любую погоду, бомбардировщики, которые от момента взлета и до посадки изводились ордами ночных истребителей, бомбардировщики, которые над Лондоном попадали в пекло зенитной артиллерии, были в том же самом, если не худшем, положении. Когда бомбардировочная авиация была фактически уничтожена, ее соединения были распущены, а оставшиеся в живых члены экипажей посланы на Восточной фронт.

Со стороны Верховного командования это был «гениальный» ход: роспуск тактической авиации именно в тот момент, когда враг достиг полного господства в воздухе. Навязчивая идея относительно «оружия возмездия» взяла верх.

Нет больше бомбардировщиков, нет больше самолетов-разведчиков, нет больше «Штук», а только истребители и истребители-бомбардировщики. Их должно было заменить секретное оружие. Теперь не было никаких самолетов, кроме ночных и дневных истребителей и штурмовиков, как они теперь назывались. Оставшаяся часть летного персонала была направлена на усиление пехоты или других наземных родов войск.

Такова была ситуация, когда я был направлен в группу истребителей-бомбардировщиков, находившуюся в Силезии [163] на испытательном аэродроме, где личный состав проходил инструктаж по применению нового оружия. [164]

Впервые в истории немецкой авиации самолеты обстреливали наземные цели ракетами. В своей основе это была неплохая идея. Было много доводов за то, что это лучший способ превращения танков Т-34 и ИС в груды старого железа, но идея оказалось несбыточной мечтой – лишь доводом. Практика опровергла теорию. Едва ли могло быть иначе, поскольку это уже стало нормой.

163

Силезия – историческая область в Центральной Европе в бассейне Одера и верховьев Вислы, в которой находится крупный угольный бассейн, месторождения сереброцинковых, серебросвинцовых и железных руд.

164

Речь идет о III./SG4 под командованием майора Герхарда Вейерта, которая в ноябре 1944 г. базировалась на аэродроме Удетфельд, западнее Бреслау (ныне Вроцлав, Польша).