Последнее танго в Бруклине

Дуглас Кирк

Тут уж расхохотался Бен. Ничего, вечер получился славный, хоть и неважно начался.

В гримерной Мэдисон-сквер-гарден Дон Арнольд пытался затянуть корсет на раздавшемся от пива животе. Все как у Элвиса на вершине его карьеры, ему ведь тоже говорили: «Ты король, надо тебе и выглядеть по-королевски», – только без толку были такие советы, известно ведь, как все печально кончилось. Тысяч по двадцать фанатов на его концерты приходили, и каждый видел, как у него всюду свисает сало из-под

затянутых ремней.

– Отлично, Дон, осталось еще хомут надеть, и полный порядок, – произнес Джо, комический актер, выступавший в начале программы, который подгримировывался у себя в углу.

Костюмеры и парикмахеры сдержались, ожидая, как отреагирует Дон, потом засмеялись.

– А что тут такого смешного, милый? – Доуни, то есть миссис Дон Арнольд, вплыла в уборную, клюнув мужа в щечку. Он провел толстой рукой по ее попке. – Ну, ну, милый, – успокоила она его, добавив громким шепотом: – Потом, непременно потом, не при всех же.

Странная это была пара: он, выходец из семьи бедняков, живших в штате, где еще помнили о рабовладении, все никак не свыкнется с мыслью, что стал суперзвездой, а она, девушка из высшего общества, имевшая среди дальних родственников Рокфеллеров и Асторов, с трудом пробивалась в мире кино, пуская в ход все: собственные острые локти, славу имени, которое ей дал муж.

– Привет, Сэм. – Агенту Дона была послана царственная улыбка, а на Джо она подчеркнуто не обратила ни малейшего внимания, тем более что он собрался уходить.

– Ну, тебе пора, сделай так, чтобы они из себя вышли, – напутствовала она Дона.

– А хочешь, я потом еще добавлю, раскалятся, как будто их из домны вынули, – отозвался в дверях комик. Повернулся к Доуни, махнул рукой: – Приятного вечера, миссис Арнольд.

Она, разглядывая собственную помаду в зеркале, словно его и не расслышала.

– Тебе что, два слова ему сказать трудно? – спросил Дон, повернувшись к Доуни так резко, что поехала вбок линия, тщательно нанесенная ему гримером на левое веко.

– Разве я что-то грубое ему говорю?

– Ты вообще ничего ему в жизни не говоришь, не нравится он тебе, что ли?

– Нет, не нравится.

– А вот мне нравится, и артист он хороший.

– Ну и хорошо, если так, – бесстрастно резюмировала Доуни. Пошла к ванной. – Слушай, родной, я что-то прямо заливаюсь потом. Можно я у тебя по-быстрому душ приму?

– На площадке пришлось сегодня вкалывать, а?

– Надо было доснять этот эпизод на Центральном вокзале… И так, говорят, затянули, неудобства создаем для пассажиров.

– Значит, продвигается твоя картина?

– Материал смотрели недавно, говорят, потрясающе.

– А бывает так, чтобы материал не потрясающий получался? – усмехнулся Сэм.

Доуни,

игнорируя это замечание, скрылась в ванной, откуда вскоре послышался шум включенного душа.

Сэм усилил звук на внутреннем радио, разговоры в гримерной теперь были почти не слышны, все перекрывал голос Джо, транслируемый со сцены: «Значит, приезжает папа к нам в Нью-Йорк и подают ему здоровенный белый лимузин…»

Дон изумился:

– Неужели он этот анекдот рассказывает, как сто лет назад?

– Конечно, и, как сто лет назад, хохочут до слез, – ответил Сэм. – Кстати, в пятницу я пригласил на программу Милта Шульца с женой.

– А кто это?

– Важный человек в нашем агентстве, утрясает неприятности, если что-то такое произойдет с клиентами на Востоке.

Костюмер подал Дону его расшитую блестками куртку.

– Милая! – крикнул Дон в направлении ванной, где шум воды прекратился. – Увидимся сразу после концерта, хорошо?

– Минуточку, – высунулась Доуни в тонкой простыне, облепившей ее влажное тело. Обняла его за шею, шепнула: – Когда будешь петь «Весь горю от страсти», вспомни обо мне, пожалуйста.

Прижалась к нему всем телом и добавила, заигрывая:

– А за это потом будет все, как ты любишь.

– Обязательно, детка, обязательно, – растаял Дон. Она отпустила его.

– Дон, скажи им, чтобы уходили, мне хочется отдохнуть с полчасика.

– Все слышали? Выметайтесь, – сказал Дон, и к выходу за ним потянулись костюмер, гример, потом и агент.

Двери закрылись, Доуни потушила свет и прямо в простыне плюхнулась на кушетку.

По внутреннему радио был слышен голос Джо: «А теперь, леди и джентельмены, вот тот, кого вы с нетерпением ждали весь этот чудесный вечер, вот он, наш несравненный и единственный… – голос его напрягся, перекрывая рев зала, – Джо Арнольд!»

Доуни вздохнула. Из приоткрывшейся двери ванной в темную комнату проникал луч света. Она сбросила простыню, оставшись в чем мать родила, тело ее подрагивало в ритм первой песни Дона:

Мы с тобой сегодня будем вместеИ забудем вместе обо всем,Я тебе скажу совсем без лести,Что мечтаю быть с тобой вдвоем.

Она не сдержала улыбки, услышав, как тихо поворачивается дверная ручка. В проеме показался темный силуэт комика Джо. Он повернул за собой замок.

Ни слова не говоря, она поднесла к груди левую руку и принялась играть со своим соском, пока правая рука раздвигала ноги. Джо тяжело дышал, наблюдая за нею. Медленными движениями он расстегнул брюки.