Последнее убийство (Сборник)
Шрифт:
Он взглянул на грубую стену дома, из которого они вышли, и заметил:
— Какое отвратительное получилось здание. Неужели никто не мог удержать его от переделки?
— Дом для англичанина — это его замок. Гордон обожает свой дом,— ответила Бриджит.
Люк сознавал, что его замечание было бестактным, но был не в состоянии контролировать себя.
— Ведь этот дом принадлежал когда-то вам! Разве не так? И вы в восторге от того, что с ним теперь сделали?
Она взглянула на него:
— Полно, Люк, все это не так драматично, а много проще. Меня увезли отсюда,
— Вы правы. Простите меня.
— Да,— сказала она, в свою очередь взглянув на здание,— редкостный романтизм!
И он почувствовал в ее голосе горькое презрение. Он понял, что горечь относилась не к нему, а к ней самой. И ему захотелось побольше узнать об этой девушке.
Пять минут ходьбы, и они пришли к церкви с примыкавшим к ней домиком викария.
Викария они застали в его кабинете.
Альфред Вейк — викарий — был маленький, сутулый старик со светлыми голубыми глазами, рассеянный, но очень учтивый. Он, казалось, был доволен этим визитом, хотя и несколько удивлен.
— Мистер Фицвильям живет у нас в Ашманоре,— объяснила Бриджит,— и ему хотелось бы посоветоваться е вами относительно книги, которую он пишет.
Мистер Вейк вопросительно взглянул на Люка, и тот начал объяснять. Он сильно нервничал, и это было вызвано двумя причинами: во-первых, мистер Вейк мог оказаться довольно сведущим человеком, и, во-вторых, рядом была Бриджит, и она прислушивалась к разговору. Люк вздохнул свободно только тогда, когда викарий, интересовавшийся Римом, признал, что он знает очень мало о местном фольклоре, но рекомендовал ему направиться к подножию холма, в местечки, где продолжали жить суеверие, былины и старые обряды.
Изобразив на лице разочарование, Люк стал справляться о смертных случаях за последнее время.
Мистер Вейк покачал головой:
— Боюсь, что я и тут ничего вам сказать не сумею. Видите ли, я порицаю всякое суеверие, и мои прихожане стараются не доводить до моего сведения что-либо подобное.
— Это понятно.
— Наша провинция такая отсталая. Вы в конце концов найдете здесь то, что ищете.
Люк решился задать смелый вопрос.
— Я попросил мисс Конвей припомнить все смертные случаи за последнее время. Может быть, вы могли бы дополнить этот перечень?
— Да, это нетрудно. Мы позовем на помощь нашего пономаря. Да, в эту зиму и весну было много печальных и притом неожиданных случаев... Ну что ж. Перейдем к перечню. Недавно у нас умер доктор Хьюмбелби и бедная Лавиния Пинкертон. Оба были очень хорошими людьми.
— Мистер Фицвильям,— вставила Бриджит,— хорошо знал обоих. Это его друзья.
— Да? Это очень печально. Потерять таких друзей тяжело. У вас много друзей?
— И, смею уверить,—ответил Люк,— так же много и врагов.
Мистер Вейк глубоко вздохнул и покачал головой:
— Да, наш доктор был очень популярен и любим. Особенно бедняками.
Люк заговорил, словно бы не придавая своим словам большого значения:
— Я всегда думал, что смерть одного человека непременно приносит выгоду другому. Я имею в виду не только материальную выгоду...
—
— А подробнее?
— Томас очень способный малый, но здесь у него не было достаточной практики. Его всегда заслонял Хьюмбелби. На своих пациентов Томас не особенно влиял, авторитета у него не было, и это его огорчало. И может быть, причина таилась в том, что он был менее способным врачом по сравнению с покойным. После смерти Хьюмбелби у него появилось больше апломба. Покойный был сторонником традиционной медицины, Томас же — экспериментатор. На этой почве доктора ссорились. Но я не хочу передавать сплетни...
— Но мистер Фицвильям именно и нуждается в сплетнях,— мягко возразила Бриджит.
Люк бросил на нее беспокойный взгляд.
Мистер Вейк покачал с сомнением головой и продолжал:
— У врачей были разногласия относительно мисс Роз. Эта очень милая скромная девушка приглянулась Томасу, а отец девушки — доктор Хьюмбелби был против. Но я не знаю, о чем он думал. В нашей глуши у девушки нет шансов повстречать столь же интересного человека, как Томас.
Доктор Хьюмбелби возражал?
— И очень решительно. Он ссылался на ее молодость и легкомыслие. Конечно, это вызвало отчуждение между врачами. Впрочем, я не сомневаюсь, что Томас сожалел о смерти своего коллеги.
— Говорят, у старика было заражение крови?
— Да. Совсем в маленькую царапинку попала инфекция. Но, простите, я отвлекся от первоначальной темы,— спохватился викарий.— Итак, смертные случаи... Вот еще один: Лавиния Пинкертон. Это одна из наших щедрых прихожанок. Затем эта бедная девушка — Эмми Гибс. Может быть, этот случай больше всего заинтересует вас? У нее была тетка, не очень достойная женщина. На племянницу она не обращала внимания. Она была невоздержанная болтушка...
— Вот это ценно! — воскликнул Люк.
— Затем был еще Томми Пирс. Он одно время пел в церковном хоре. У него был ангельский дискант, но сам мальчик был далеко не ангел. Мы вынуждены были от него избавиться. Его выгоняли отовсюду за распущенность и хулиганство. Мы устроили его на почту — доставлять телеграммы. Потом он попал на службу к мистеру Абботу, там он перепутал какие-то секретные бумаги и его выгнали. А затем он работал в Ашманоре, его взяли помогать садовнику, но и тот от него отказался. Тогда его мать упросила мисс Уайнфлит похлопотать за него. Та снова обратилась к лорду Уайтфильду. Сначала он отказал, но потом согласился, и очень жалел об этом.
— Почему?
— Потому что мальчик умер на этой работе. Непонятно, как это получилось. То ли он подумал, что можно потанцевать на подоконнике, то ли в приступе головокружения, но он выпал из окна и через несколько часов, не приходя в сознание, скончался в больнице.
— А кто-нибудь видел, как он упал? — заинтересовался Люк.
— Нет, он протирал окна верхнего этажа, которые выходили в сад на каменную дорожку. Следствие нашло, что он пролежал там не менее получаса, пока его обнаружили.