Последнее японское предупреждение
Шрифт:
Ольга уже ждала нас у подъезда – прохаживалась туда-сюда, сунув руки поглубже в рукава пуховика и надвинув отороченный мехом капюшон на самые глаза. Акела припарковал машину, и я, открыв дверку, поманила Паршинцеву:
– Забирайся скорее, замерзла ведь.
Ольга запрыгнула на заднее сиденье и пробормотала:
– Господи, ну и холодина, а ведь октябрь только начался… Здравствуйте, Александр Михайлович, – поприветствовала она Акелу, и тот улыбнулся:
– Комбанва, Ольга. Не забыли еще?
– Ой, что вы! Конечно, нет. Стараюсь повторять, если есть
– Мы не про уроки говорить приехали, – напомнила я, и Ольга оживилась, вытащила блокнот:
– Слушайте, граждане, а ведь в музее-то какая-то ерунда происходит! Клинок искомый действительно висит в экспозиции. Я все иероглифы срисовала, вот они. – Она протянула блокнот Акеле, и тот сунул его за пазуху. – Бабульку-смотрительницу Савка нашел, она как раз домой собиралась, так мы ее в кафе затащили и все из нее вытрясли аккуратно. В общем, клянется бабушка, что клинка на стене не было, она несколько раз проверила – нет, пустые крюки. Поэтому и кинулась полицию вызывать, а когда вернулась – висел он.
– А полицейские клинок осматривали? – спросил Акела, нахмурившись.
– Осматривали. Но что они понимают в этом? – махнула рукой Ольга, и Сашка напрягся:
– То есть вы думаете, что клинок подменили?
Паршинцева покачала головой:
– Я не уверена… Но ведь можно отличить подделку, правда?
– Можно – если видеть перед этим оригинал, – вздохнул Акела. – Дело в том, что изначально клинок мог быть не старинным. Да, времен Второй мировой – но не представляющим ценности. Так что это не великая потеря для искусства, хотя для нашего музея, конечно, ощутимо.
– А как-то иначе разве нельзя подделку отличить? – вклинилась я. – Ты же говорил, что на каждом мече есть имя мастера.
– Ну и что? И я же, кстати, говорил тебе, что зачастую даже в старину кто-то мог изготовить подделку и поставить на ней имя мастера, а не свое. Да и позже подарочные клинки маркировались маститыми клеймами. Это ничего не значит, нужна экспертиза.
– А ты смог бы отличить настоящий клинок от поддельного? – не отставала я, и Сашка поморщился, не понимая, видимо, к чему я клоню:
– Нужно видеть оба.
– Ты забыл маленькую деталь, – с неким торжеством в голосе заявила я, втайне радуясь, что смогла додуматься до чего-то и без подсказки мужа, – в банке-то что-то все-таки хранится!
– Или нет, – резонно вставила Ольга, – ведь это же не факт, правда? Может быть, просто обычная «утка».
Слова Паршинцевой чуть подпортили мне торжество – как-то не продумала я этот момент, а ведь могло так и быть. Журналист мог просто «для затравки» написать о хранящемся в банке клинке. Не факт, что он там есть. Как говорится, на заборе тоже много чего написано…
– А никак нельзя проверить это? – спросила Ольга, видимо, почувствовав, что я расстроилась.
Акела чуть приоткрыл окно, заметив в моей руке сигарету, и покачал головой:
– Официально – нет. Я же не могу открывать все ячейки, да и невозможно это. А отследить каждого, кто входит в хранилище, – ну, сами понимаете. Да и когда придет тот, кто положил – если положил – клинок
Н-да… До этого разговора мне казалось, что все куда проще. Какой-то тупик.
Акела замолчал и принялся рассматривать иероглифы в блокноте, отданном Ольгой. Мы с Паршинцевой молчали и ждали – ну а что нам еще оставалось?
– Если я правильно все понял, – нарушил через какое-то время молчание Сашка, – то клинок, который выставлен в музее, действительно может быть старинным. Что, однако, не мешает ему быть подделкой.
– Почему? – в голос поинтересовались мы с Ольгой, и Акела, пряча блокнот в карман, объяснил:
– На клинке выбито имя Канэмицу, да. Но на один иероглиф больше. Кстати, на эту тему есть даже легенда. Говорят, что однажды Канэмицу лег отдыхать после тяжелого дня и сквозь сон услышал, как сосед его, тоже кузнец-оружейник, стучит долотом. И в этих звуках ему что-то не понравилось. Тогда Канэмицу вбежал в мастерскую соседа и схватил клинок, над которым тот работал. «Как ты посмел выбить на клинке мое имя?» – спросил он соседа, и тот удивился: «Вы наблюдали за мной?» Канэмицу ответил: «Нет, но я услышал, что ты использовал большее количество ударов, чем необходимо для того, чтобы поставить твое собственное имя».
Мы с Ольгой завороженно слушали. От Акелы, когда он что-то рассказывал, невозможно было оторвать взгляд – настолько он погружался в историю и перевоплощался в ее героев.
– Хорошо. Но даже если это так – что это нам дает? – первой стряхнула с себя магию рассказа Ольга.
Акела пожал плечами:
– Пока не знаю. Но сбрасывать со счетов эту историю не стал бы.
– Ты думаешь, что все-таки существует еще один клинок? – спросила я, почему-то заранее зная ответ.
И муж не разочаровал:
– Думаю, что существует. Понять бы только, где именно!
– Но ведь все-таки можно попытаться проверить банк…
– Аля, это практически невыполнимо.
– Но ведь возможно? – уперлась я, сама не понимая, что именно заставляет меня делать это. Но какое-то внутреннее чувство толкало меня, и я даже не особенно сопротивлялась.
– А я бы сначала попыталась осмотреть клинок, который выставлен в музее, – вдруг сказала Ольга, и мы с Акелой повернулись к ней. – Ну, в том смысле… если вы разбираетесь, то ведь наверняка можно понять… – чуть смутившись под пристальными взглядами, проговорила она. – Ведь могут же быть какие-то признаки, что клинок не подлинный.
– Разумеется, – кивнул Акела, и в его голосе я услышала некое уважение к словам Паршинцевой, – есть ряд дефектов, которые выводят клинок из категории ценных.
– А их на глаз можно определить? – Ольга снова оживилась.
– Можно. Есть дефекты, которые возможно исправить опытному полировщику, и тогда это не скажется на цене, а есть такие, которые не исправляются, это называется фатальные кидзу, – объяснил Акела.
– А можно понять, подвергался ли клинок такой обработке с целью скрыть дефекты? – не отставала Паршинцева, и это уж точно сильно добавило ей веса в глазах моего супруга.