Последнее японское предупреждение
Шрифт:
– Господи, в кого этот ребенок такой врун? – пробормотала я, помешивая кофе. – И ведь талантливый такой…
– Сашенька, а что же с Александром Михайловичем? Он-то где?
– Не знаю, Галя. Он уехал. Ты же сама слышала – с отцом поссорился сильно, не смог вытерпеть. Я думаю, что в гостинице где-то.
– Горе горькое, – вздохнула Галя, продолжая месить тесто, – характеры-то у обоих… И как быть-то теперь?
– Не знаю. Знала бы – давно бы уже что-то сделала, – призналась я со вздохом и посмотрела на часы – было уже почти десять, а от Саввы все еще никаких вестей.
Может,
Чтобы не мучить себя непонятными размышлениями, я взялась помогать Гале. Вдвоем пошло веселее – Галя ловко раскатывала большие лепешки, резала граненой стопкой маленькие кружки, а я раскладывала мясной фарш и аккуратно залепляла края. Это механическое занятие отвлекло меня от невеселых мыслей, и я попросила Галю спеть. Еще в юности я как-то услышала, как она тихонько поет в кухне, и это запало мне в сердце. Голос у Гали был сказочной красоты, и пела она тягучие украинские песни, половину слов в которых я разобрать не могла, но от пения домработницы сладко ныло внутри и хотелось плакать тихими счастливыми слезами.
Сегодня она тоже затянула что-то печальное, и я, не стесняясь, плакала, не забывая при этом шевелить пальцами и лепить пельмени. Но голос был не единственным Галиным талантом. Она выращивала такие орхидеи, что я, не любившая цветов, просто обмирала, глядя на это чудо. У каждого цветка было свое имя, и Галя разговаривала с ними, как с людьми. Постепенно к этому занятию пристрастилась и Соня, с увлечением помогавшая домработнице. Я даже купила ей для этого специальные инструменты – лопатки, лейки, еще какие-то приспособления, и у Сони на окошке появились собственные горшочки с пока еще маленькими растениями.
Закончив с пельменями, Галя взялась за фасолевый суп с копченой грудинкой, а я налила себе чая и достала коробку с печеньем. И вот только тогда раздался звонок моего мобильного. Я схватила трубку – это был Савва.
– Заждались, Александра Ефимовна? – спросил он сразу же. – Извините, задержался.
– Ты узнал? – нетерпеливо перебила я, сгорая от любопытства.
– Узнал. Вы были правы – статья подписана псевдонимом, а дамочка, которая ее написала, ровно вчера ночью была сбита на пешеходном переходе каким-то лихачом. Вот так.
– Это… все?! – еле выдохнула я, чувствуя почти физическую боль под ложечкой. – Все, что ты узнал?!
– Погодите вы расстраиваться, дослушайте сперва. Узнать-то я кое-что узнал, но вот подтверждений у меня нет теперь. Ее сбили как раз в тот момент, когда она шла ко мне на встречу. Я должен был отдать ей деньги, а она мне – доказательства того, что клинок в музее фальшивый, а настоящий спрятан в здании банка. Она должна была сказать, где именно. Мы ее ждали…
– Мы? – перебила я, и Савва вздохнул:
– Мы с вашим мужем. Это меня Никита надоумил, когда девка денег запросила.
– А почему вы мне не позвонили?! – сорвалась я, но вовремя осеклась и извинилась: – Прости. Продолжай.
– Ваш муж согласился заплатить, мы ждали ее в машине, я пару раз выходил посмотреть, и в последний выход увидел, как она идет к нам.
– О, черт… – простонала я, хватаясь за голову. – Ну, как же так?!
– А все просто. Ее наняли за деньги, а она решила заработать еще и на противоположной стороне.
– И мы так и не знаем, где чертов клинок!
– Ваш муж сказал, что постарается решить этот вопрос сам.
– Как?! В одиночку обыщет все пять этажей?!
– Я не знаю. Меня он на помощь точно не приглашал, – слегка раздраженно ответил Савва.
Мне стало стыдно – я кричала на человека, помогавшего мне. Совсем нервы ни к черту!
– Ты извини, Савва… нервы расшатались совсем… – пробормотала я в трубку виноватым тоном.
– Да я понимаю. Что делать-то будем?
– Искать. У нас нет другого выхода. Его просто нет.
Положив трубку, я задумалась. Автора заказной статьи убрали, потому что явно отслеживали все контакты. И заказчик знал, что Акела попытается при любом удобном случае получить информацию. Значит, я была права – целью операции был именно мой муж. Скомпрометировать его в глазах отца и вынудить уйти, а тогда уж можно и к отцу подбираться. Черт… Как мне надоело быть правой, как надоело… Я хочу тишины и спокойной жизни, а не этих скачек дурацких с оружием и прочей атрибутикой. Я женщина, в конце концов! Но мне приходится делать это, чтобы отвести беду от семьи. От мужа, от отца, от дочери. От всего, что мне дорого и что я люблю. И ради этого всего я могу далеко зайти и сделаю это, не задумываясь. Да, мама когда-то, если была в настроении, учила быть мягкой, нежной и улыбчивой. Но что мешает мне при этом, все так же мило улыбаясь, врезать оппоненту с ноги, как научил папа? Ведь понятно же, чья школа в конечном итоге победила, правда? Мало кто сомневался в моих способностях. Но никто не знал, как тяжело мне это дается.
– Санюшка, ты чего это трубкой-то по зубам стучишь? – ворвался в мои мысли голос Гали, и я очнулась от боли в верхней губе – увлекшись, слишком сильно ударила трубкой и разбила. – Ты гляди, кровищи сколько! Посиди, я сейчас. – Она принесла вату и перекись, ловко запрокинула мою голову и резким движением приложила тампон. Я взвизгнула, но прижала Галину руку сильнее, чтобы кровь скорее остановилась.
– Вот же дура, – прогнусавила я, забирая тампон и прижимая его уже самостоятельно.
– Задумалась крепко, вот и не заметила. А я тебе пельмешек сварила, – сообщила Галя, ставя передо мной на стол тарелку с дымящимися пельменями, политыми сверху сметаной. – Как есть-то теперь будешь?
– Подожду немного, пусть остынут, да и кровь окончательно остановится.
Это оказалось трудно – подождать. Пельмени пахли так, что рот непроизвольно наполнялся слюной, а в желудке раздавались жалобные звуки. Все-таки никакой ресторан не сравнится с домашней кухней! Устав мучиться, я схватила вилку и, не обращая внимания на болевшую губу, принялась уписывать за обе щеки.
– Галя, никто лучше тебя не делает пельмени, – пробормотала я, доедая, а она только улыбалась, спрятав руки под передник, в котором готовила.