Последнее звено
Шрифт:
Насчет мира я высказался не случайно. Пускай начнет впаривать мне о преждепамятной хворобе, а там уж разговор можно вырулить на всякие интересные вопросы.
– Да ты садись. – Волков указал на низенькую скамеечку возле стены. – Наработался же за день, ноги небось гудят.
Я не преминул воспользоваться приглашением. Не то чтобы ноги и впрямь отваливались, но предлагают – бери.
– Я смотрю, разговаривать по-нашему ты уже научился, – заметил боярин. – Лекарь-то опытный, дело свое знает…
– Да лекарь-то ваш при чем? – не выдержал я. – Подумаешь, проблема, язык освоить. Не так уж
Я перевел дыхание, огляделся еще раз. Боярская горница, куда он вызвал меня для беседы, не поражала роскошью. Комната как комната, ну, ковры на стенах. Тоже невидаль, у нас в московской квартире и помасштабнее висят. А здесь и краски тусклые, и рисунок скучный – орнамент какой-то. На той стене, что у двери, оружие развешано. Сабли какие-то разной степени кривизны, кинжалы, топорики, нечто вроде булавы, только рукоять почему-то гнутая. Вот и все великолепие. Зато боярское ложе – обычная лавка, как у нас в людской, застелена только шкурой, не поймешь, то ли волчья, то ли рысья. В шкурах я как-то не бум-бум. Но лучше бы волчья – с учетом фамилии было бы стильно.
– Лекарь-то очень даже при чем, – возразил боярин. – Он снадобье изготовил, которое во много раз ускоряет постижение языка. Есть в мозгу человеческом такие каналы, по которым мысли движутся. Разные мысли по разным. Вот снадобье и прочистило те из них, которые за восприятие речи ответственны. А иначе ты бы не меньше года понимал с пятого на десятое. Ну и, конечно, практика языковая. Не зря же я к тебе Алешку приставил. Мальчик не самый усердный и не самый расторопный, но вот болтает без умолку, а это в твоем случае то, что надо.
Ишь ты, нейрофизиология местного разлива в популярном изложении! Представляю, как бы Александр Филиппович разъяснял дифференциальное исчисление… если, конечно, здесь бы до него додумались.
– Однако, – продолжил боярин, – болезнь твоя никуда не ушла. Язык тебе восстановили, а вот остальное… Скажи, ты ведь, наверное, всех тут доставал вопросами, что, как и почему? Понял что-нибудь?
– Да не особо, – слегка преуменьшил я свои достижения. – Все к вам посылали, боярин, типа, у нас ученый человек, он лучше растолкует…
– Да какой я ученый человек, – вздохнул Александр Филиппович. – В кучепольскую панэписту, ну, училище высшее, и впрямь поступил, да только после двух лет уйти пришлось. Отец мой помер, пришлось наследство принимать, а значит, и должность его в Приказе. Так что преувеличивает дворня мою ученость. Книжки читаю, конечно, но это же не заменит системного образования…
– Тоже вот два курса закончил, – выдержав для приличия паузу, отозвался я. – Московский институт пищевой промышленности. И вопрос, закончу ли остальные три.
Намек мой, кажется, был достаточно толст, но боярин впрямую не ответил.
– Вот видишь, – сказал он, – ты ничего не помнишь о своей жизни в нашем шаре. У тебя преждепамятная хвороба, Андрей. Это значит, что воспоминания о прошлой жизни твоей души в другом шаре пробудились и вытеснили всю твою здешнюю память.
– С этого места хотелось бы поподробнее, – заметил я. – Что значит шар? О какой прошлой жизни идет речь?
– Да, – вздохнул боярин, – болезнь твоя очевидна.
– Ну, приходилось слышать, – усмехнулся я. – У нас многие люди в такое верят.
– А ты?
Интересно, у них тут за атеизм на костер волокут или как? Впрочем, у меня же великолепная отмазка, в случае чего мне медики от костра освобождение выпишут.
– А я как-то не задумывался. По-моему, душа – это… выдуманное какое-то понятие. Вот есть тело, есть мозг, есть нервы… ну, то есть примерно те самые каналы, о которых вы мне разъясняли… По нервам проходит электрический импульс… Этот импульс и называют мыслью. Вот вам и вся душа.
– Глуповато, – прокомментировал боярин, – но я не буду спорить. Что бы ты себе насчет души ни воображал – она есть. Это научный факт. Так вот, душа бессмертна. Тело человеческое умирает, потому что в теле есть чему болеть, гнить, портиться… А душа – в ней распадаться нечему, она вся такая… единая, что ли. Не как дом, сложенный из бревен, а как вода или огонь… Цельная сущность.
– Ну, я допускаю подобную точку зрения, – мне захотелось проявить плюрализм. К чему спорить… все-таки он боярин, он тут, как сказал бы Колян, масть держит.
– Ну, благодарю, – усмехнулся в усы Александр Филиппович. – Тогда едем дальше. Как же совместить, что тело смертно, а душа нет? На самом деле все просто: душа переходит из тела в тело. Но только – в разных шарах. Здесь человек родился – значит, в каком-то другом шаре он умер, и душа его, просочившись через разделяющую шары преграду, влилась в тело новорожденного. А как вырастет человек, состарится, умрет – его душа в другой шар перелетит…
– Так что же вы называете шаром?
– Примерно то же, что и ты, когда говоришь слово «мир». Шар – это земля, по которой мы ходим, воздух, которым дышим, вода, которую пьем. Это деревья, травы, это города и деревни, реки и моря, самые дальние страны… Раньше, в древности, люди думали, что шар – один-единственный. Но двадцать два века назад великий мудрец Аринака принес истину – шаров много. Их" бесконечно много. Можно пересчитать звезды в небе, можно пересчитать песчинки на берегу, но шары не пересчитаешь.
– Кстати, о звездах, – подал я голос. – Они в каждом шаре свои?
– На сей предмет у ученых нет единого мнения, – после секундной паузы ответил боярин. – Сам Аринака полагал, что звезды, планеты, солнце и луна едины для всех шаров, что это сущности надлунные, небесные, а шары включают в себя только земное. Но с тех пор две с лишним тысячи лет прошло, появились разные теории. Например, что шар объемлет и звездную сферу, и планеты. Сами же они, шары, плавают в некоей среде, непроницаемой для вещества, но не для души. Пока душа слита с телом, тело ее ограничивает, не пускает из шара в шар. Но как только она вырывается на свободу – сразу же проникает в ближайший шар и вливается в уготованное ей тело.