Последнее звено
Шрифт:
Я не боялся пыток – знал, что их не будет. Буня же говорил… Но зачем кнут, щипцы и дыба, если существуют научные разработки? Сунут под нос какую-нибудь вонючую тряпку – и сам все разболтаю, с превеликим удовольствием. Цивилизация, способная сварганить «лингвистический коктейль», неужели не додумается до банальной «сыворотки правды»?
И что потом? Недолгая и несчастливая жизнь во мраке крысиного поруба? Как-то раз мне довелось пообщаться с крысой… Я тогда в десятый класс переходил… А эта серая тварь на даче залезла в пустое мусорное ведро, здоровое такое, на двадцать литров. И вот беда – не смогла выбраться. Бегала, кидалась на стенки, старалась повалить – но без толку,
…Утром по одному стали забирать – и больше я своих соседей не встречал. Последним взяли меня, долго водили какими-то узкими коридорами, потом втолкнули в большую, жарко натопленную горницу. Там сидел средних лет дядька в синем форменном кафтане, сбоку приютился писец, а в дверях скучал молодой стражник.
Допрос вышел быстрый и скучный. Я, стараясь как можно больше запинаться и употреблять слов-паразитов, изложил Бунину версию моего происхождения. Спросили меня о родном селе.
– Березовка! – безбоязненно соврал я. Уж в чем я был уверен – на Руси – вернее, в Великом княжестве словенском, – этих Березовок столько же, сколько и берез.
Больше я, к их огорчению, не знал. Ни близ какого города и в какой волости располагается эта Березовка, ни как звать тамошнего боярина.
– Ух, хмурый он, суровый! – лепил я.
Так ничего и не добившись, дознаватель махнул на меня рукой.
– Туп, как дуб, – сообщил он писцу. Тот согласно кивнул.
– Ну что, холоп Андрюшка, – объявил мне наконец дознаватель. – Служил ты лютому разбойнику, был его человеком, а стало быть, сам тоже разбойник. И поступить с тобой следует, как с разбойником. То есть – поучив плетьми, везти в Великую Степь. Там тебя в рабство продадут восточным варварам. По-людски не хочешь жить – будешь варварам служить, – со смехом продекламировал он уродский стишок. Может, даже и собственного сочинения. – Но поскольку ты глуп как дитя, то наказание твое смягчится.
Смягчение состояло в том, что избавили от плетей. Я даже подозревал, что никаких плетей и не полагалось – тут ведь политический курс на смягчение нравов, – но всякому начальничку приятно ощутить себя благодетелем. Пригрозить – и не исполнить.
Меня отвели уже в другую камеру, где собирали отправляемых в Степь. Малоприятное было общество, но до драк все же не доходило. Я ни с кем не вступал в разговоры, на вопросы отвечал междометиями. Пусть видят – туп, как дуб. Мало ли, вдруг тут подсадная утка имеется? Начнешь откровенничать, а она потом накрякает кому надо.
Два дня спустя нас повезли на юго-восток. Большой обоз, шесть саней, полсотни голов живого товара и десяток охранников. Тут уж никаких спецсредств не применялось, лошадей меняли на дорожных станциях. Очень мешали жить ножные кандалы. Вроде и не тяжелые, и кожу не натирают – а противно.
Скучнейшее наше путешествие заняло почти два месяца. К «Белому клыку»
Во дворе сказали вылезать из саней. Кучепольские стражники куда-то делись. Обедать, наверное. Вместо них пришли здешние солдаты, построили нас в длинную шеренгу.
Откуда-то появился тощий и хмурый дядька в шубе мехом внутрь, в надвинутой до самых глаз шапке. У пояса болтался короткий прямой клинок… Мне почему-то вдруг вспомнились чертежные линейки, на которых мы, было дело, фехтовали на первом курсе. Дикость, не правда ли? Двадцать первый век, автоматизированные системы проектирования, «Автокады» там всякие, «Арчикады» – а нас заставляли чертить по старинке, как в каком-нибудь замшелом девятнадцатом…
Дядька не спеша прошелся вдоль шеренги, вглядываясь в лица. Потом заговорил:
– Ну, значит, так, орлы да соколы, воробьи да чижики, голуби да вороны… Поразбойничали вы, погнули линию народную, вот и пригнали вас сюда. Как снег сойдет, степняки за товаром приедут, а покуда здесь, в подвале посидите. Но кое у кого у вас есть выбор. Мне бойцов не хватает, в конце весны больших набегов ждем. Кто захочет, может в войско записаться. Прямо скажу – занятие наше опасное, не то что купцов на трактах потрошить да старух топорами пугать… Степняки – они дикие люди, про линию ничего не знают и знать не хотят, да и смерть в бою для них почетна. Поэтому кто согласится – знайте: из пятерых выживут едва ли трое. Рабу жить всяко спокойнее. Уж как-никак, а накормят, а стараться будешь – так и вкуса плети не отведаешь. Так что решайте, чижи-стрижи, сороки-вороны… Сейчас вас по очереди ко мне водить будут, а там уж и посмотрим, кто на что сгодится.
И любитель орнитологии не торопясь удалился в теплое помещение. Товарищи по несчастью зашептались. Понятное дело – шанс открывался удивительно вкусный. Надо обсосать плюсы и минусы.
Но обсосать не позволили. Коренастый стражник велел всем закрыть рты, если не хотим палок. Здесь, по его словам, нам не там, здесь порядки простые и строгие…
Потом нас по одному начали расковывать и отводить в крепость. Чувствовалось, как люди волнуются – кого раньше взяли, у того ведь больше шансов… Какой тут, интересно, конкурс на одно место?
Мне не повезло – оказался с самого края шеренги, и потому стражники повели меня на собеседование последним. Обидно… Хотя, если вероятность гибели – сорок процентов, может, и не так обидно? Впрочем, рабство у кочевников – это тебе не яблоньки поливать в усадьбе боярина Волкова. И, наверное, пострашнее даже, чем выносить отбросы у князя-боярина Лыбина. Тут, я понимал, обычные кочевники… такие же, как в нашем мире всякие татаро-монголы, печенеги и прочие половцы. Не облагороженные аринакским Учением. Не подозревающие о переплетении линий и о смягчении нравов. Замордуют, ясное дело…
– Ну что, парень, давай знакомиться. – Без шапки этот местный любитель птиц оказался лыс как коленка, а небольшая остренькая бородка будила всякие забавные ассоциации. – Да ты не жмись, вон, на лавку сядь.
Собеседование происходило в небольшой комнатке, где, кроме двух низеньких лавок да начальственного табурета, ничего не было. Единственное, что меня поразило, – это окно. Двойная рама и самое настоящее стекло! Не слюда, не бычьи пузыри, еле пропускающие свет. Интересно, сами наловчились делать или лазняки им носят? Но лазняки – это вряд ли… Слишком уж хрупкий и громоздкий товар, чтобы тащить его по межмировым норам. Я представил себе, как бы мы с Аркадием Львовичем несли подвальными коридорами здоровенное стекло, – и невольно хихикнул.