Последние дни Помпей
Шрифт:
– Какая мудрость! – пробормотала его тень.
– Так уж и быть, я отвернусь, – сказал эдил.
– Подожди, любезный Панса, сначала выпьем, – сказал Главк.
Клодий неохотно согласился и зевнул, скрывая свою досаду.
– «Пасть раскрыл на золото», – прошептал Лепид, цитируя «Клад» Плавта.
– «Знаю я полипов этих: тронут чуть и держат уж», – подхватил Саллюстий словами из той же комедии.
На столе появилась третья перемена блюд – всевозможные фрукты, орехи, сласти, пироги и всякие лакомства в самых разнообразных и причудливых формах; вино, которое рабы
– Отведай лесбосского, мой милый Панса, – сказал Саллюстий. – Отличное вино.
– Это вино не очень старое, – сказал Главк, – зато созревает быстро благодаря пламени Вулкана.
– Замечательно! – сказал Панса. – Но, пожалуй, его букет слишком пряный.
– Какая красивая чаша! – воскликнул Клодий, беря одну из хрустальных чаш, ручки которой, выгнутые в виде змей, по излюбленной в Помпеях моде, были усыпаны драгоценными камнями.
– Не откажи принять ее, – сказал Главк, снимая с пальца дорогое кольцо и вешая его на ручку чаши, – вместе вот с этим кольцом, мой милый Клодий, да ниспошлют тебе боги здоровье и благополучие, чтобы ты мог долго и часто наполнять ее до краев!
– Ты так щедр, Главк! – сказал игрок, передавая чашу своему рабу. – Твоя любовь ко мне придает этой чаше двойную цену.
– Пью за Граций! – провозгласил Панса, трижды осушая свою чашу.
Гости последовали его примеру.
– Мы не избрали симпосиарха! – воскликнул Саллюстий.
– Что ж, бросим кости, – сказал Клодий, тряхнув стаканчик.
– Нет! – воскликнул Главк. – Нам не нужен холодный и всем надоевший симпосиарх, этот царь на пиру. Разве римляне не отреклись от повиновения царям? Неужели мы поступимся свободою предков? Эй, музыканты, сыграйте песню, которую я недавно сочинил, там есть стих про это.
Музыканты заиграли бурную ионийскую мелодию, и молодые голоса запели по-гречески…
Выслушав песню, все громко захлопали. Ведь в гостях у автора стихи всегда кажутся изумительными.
– Это в истинно греческом духе, – сказал Лепид. – Со звучностью и силой греческого языка не может соперничать римская поэзия.
– И в самом деле, как это не похоже на смиренную простоту оды Горация, которую мы только что слышали! – сказал Клодий, пряча усмешку. – Ионийская мелодия прекрасна. Кстати, это слово напомнило мне тост, который я хотел вам предложить. Друзья, выпьем за прекрасную Иону!
– Иона – греческое имя, – сказал Главк тихо. – Я с радостью пью за нее. Но кто она?
– Ах да! Ты ведь только что вернулся в Помпеи, а не то заслуживал бы остракизма за свое невежество! – горячо воскликнул Лепид. – Не знать Иону, самую очаровательную женщину в нашем городе!
– Да, она на редкость красива, – сказал Панса. – А какой голос!
– Должно быть, она питается только соловьиными языками, – сказал Клодий.
– Соловьиными языками – какая прекрасная мысль! – прошептала его тень.
– Расскажите мне о ней, – попросил Главк.
– Так знай же… – начал было Лепид.
– Погоди, дай лучше я! – воскликнул Клодий. – Твоя
– Зато ты трещишь, как сорока! – пробормотал любитель развлечений и с презрительным видом откинулся на ложе.
– Так знай же, мой любезный Главк, – сказал Клодий, – что Иона лишь недавно приехала в Помпеи. Она поет, как Сапфо, и сама сочиняет свои песни, а в игре на флейте, кифаре и лире она превосходит муз. Красота ее ослепительна. Дом ее – само совершенство: какой вкус… какие драгоценности… какие статуи! Она богата, и щедрость ее не уступает богатству.
– Ее поклонники, разумеется, не скупятся, – сказал Главк. – А деньги, которые легко достаются, легко и теряются.
– Поклонники! В этом как раз главная загвоздка. У Ионы есть лишь один недостаток – она неприступна. Весь наш город у ее ног, но она никого не одарила благосклонностью и даже не хочет выходить замуж.
– Никого! – повторил Главк.
– Да. У нее душа Весты и пояс Венеры, – сказал Клодий.
– Какая изысканность выражений! – подхватила его тень.
– Это просто чудо! – воскликнул Главк. – А нельзя ли ее увидеть?
– Я отведу вас туда сегодня вечером, – сказал Клодий. – А пока… – И он снова встряхнул стаканчик с костями.
– Я к твоим услугам, – сказал Главк любезно. – Панса, отвернись!
Лепид и Саллюстий играли в чет или нечет, прихлебатель Клодия смотрел на игру, а Главк и Клодий, бросая кости, постепенно входили в азарт.
– Клянусь Поллуксом! – воскликнул Главк. – Мне во второй раз выпали «псы»!
– А теперь помогай мне, Венера! – сказал Клодий и долго тряс стаканчик. – О мать Венера, вот она! – и он выкинул самое большое число очков, называемое именем этой богини. – Она покровительствует счастливцам.
– Венера неблагодарна, – беззаботно сказал Главк. – Я всегда приносил жертвы на ее алтарь.
– Кто играет с Клодием, скоро, подобно Куркулиону у Плавта, поставит на кон свой плащ, – прошептал Лепид.
– Бедный Главк, он слеп, как сама Фортуна, – отозвался Саллюстий ему в тон.
– Ну, хватит, – сказал Главк. – Я уже проиграл тридцать тысяч сестерциев.
– Ах, как жаль… – начал Клодий.
– О воплощение доброты! – воскликнула его тень.
– Не нужно сожалений! – сказал Главк. – Удовольствие, которое я получаю от игры с тобой, Клодий, вознаграждает за проигрыш.
Разговор оживился и стал общим, чаши наполнялись все усерднее, и гости Главка снова начали восхвалять Иону.
– Чем дожидаться, пока погаснут звезды, давайте посетим ту, перед чьей красотой они меркнут, – сказал Лепид.
Клодий, видя, что игру уже не возобновить, поддержал его, и Главк, хоть и уговаривал гостей остаться и продолжать пир, не мог скрыть своего любопытства, возбужденного похвалами Ионе: поэтому все (кроме Пансы и тени Клодия) решили отправиться к прекрасной гречанке. Они выпили за здоровье Главка и императора Тита, совершили последнее омовение, после чего надели обувь и, спустившись с лестницы, прошли через ярко освещенный атрий, и злая собака, выложенная мозаикой у порога, их не тронула. Луна только что взошла и озарила еще оживленные улицы города.