Последние герои империи
Шрифт:
Много и без того драгоценного времени отнимал своими наездами и адмирал Бирилев, который, вместо того чтобы заниматься настоящим делом, устраивал бесконечные совещания, чинил допросы командирам да составлял бесчисленные отчеты и графики о выполненной им работе. В свое время адмирал был первым командиром «Ушакова», а потому считал, что все последующие командиры содержат броненосец намного хуже его.
В один из своих наездов в Либаву он прибыл с осмотром на «Ушаков». Зайдя на камбуз, Бирилев обнаружил в котле с борщом небольшую щепку. Любивший дешевую популярность, адмирал тут же в присутствии
— Что это такое! Как вам не стыдно! — кричал он Миклухе, торжественно воздев над головой злополучную щепку. — Царь все дает, а вы ни за чем не смотрите, только бездельничаете!
— Команда беспрерывно авралит уже несколько месяцев! — бледнея от ярости, но, еще сдерживаясь, отвечал Миклуха. — Корабль же весь завален всевозможными припасами и материалами…
— Он еще оправдывается! — картинно взмахнул руками Бирилев. — Вы бездельник, господин капитан 1-го ранга, а корабль ваш — грязная шаланда!
Тут уж не сдержался и командир «Ушакова»:
— Возможно, я и бездельник, но только после вас, а что касается грязной шаланды, то надеюсь, что больше на ней вам делать нечего, идите туда, где чище! Я вас не задерживаю!
— Когда вернетесь с Востока, я вам эти словечки припомню, нигилист проклятый! — выкрикивал Бирилев, сбегая но трапу.
— Избави нас Господи от своих, а с врагами мы и сами управимся! — сказал Владимир Николаевич старшему офицеру, носком ботинка скидывая щепку за борт.
Меж тем подготовка эскадры к выходу затягивалась. Россия вступала в свою первую революцию. Начались волнения и в Либаве. Бастовали рабочие, горели усадьбы баронов по всей Курземе. Бывали дни, когда на кораблях не появлялся ни один рабочий. Конечно, Миклухо-Маклай понимал их, но его как командира корабля волновала сейчас прежде всего боеготовность броненосца. Убедившись, что дела с подготовкой «Ушакова» с каждым днем идут все хуже и хуже, он собрал рабочих и в течение нескольких часов беседовал с ними. Говорил, что, несмотря на то что войну начал царь, там, на Востоке, умирают их братья и сыновья, а каждый день простоя оборачивается новыми жертвами. Работы на «Ушакове» возобновились. А вскоре на броненосце появились листовки. Расторопные жандармы быстро выложили перед Владимиром Николаевичем список смутьянов. Поблагодарив стражей порядка за помощь, Миклуха отложил список в сторону, а когда жандармы ушли, сжег не глядя. Один из офицеров «Ушакова» впоследствии вспоминал: «…Январские события Петербурга и Либавы отразились на нас по порту шныряли агитаторы, команды на судах выражали неосновательный протест против якобы дурной пищи…»
Рождество Миклухо-Маклай с приехавшей к нему в Либаву женой отмечал в местном офицерском собрании. Несмотря на все старания устроителей, особого праздника не получилось. Офицеры были серьезны и хмуры. А жены, приехавшие проводить мужей в далекое и страшное плавание, выглядели растерянными и несчастными.
Посидев немного за столом, Владимир Николаевич с женой вышли на балкон. Невдалеке, за укрытыми снегом дюнами, шумел прибой.
— Я буду за тебя молиться, Володенька, — прижалась к нему Ульяна Антоновна. — И помни, что кроме тебя у меня нет никого больше на белом свете!
Миклуха стоял молча. Да и что он мог сказать ей
Из всех кораблей уходящей эскадры «Адмирал Ушаков» лучше всех выполнил предпоходовые стрельбы, великолепно держался в строю и маневрировал. Наградой за это его командиру стал, орден Владимира 3-й степени, врученный уже перед самым отходом на Восток.
Девятого января 1905 года по приказанию контр-адмирала Небогатова Миклуха поднял на своем броненосце вымпел. Третья эскадра вступила в кампанию.
ЧЕРЕЗ ТРИ ОКЕАНА
С 10 января ударили сильные морозы. Либавский аванпорт быстро покрылся ледяным панцирем. Как всегда, местное начальство было к этому не готово: в Либаве не оказалось ледоколов. Чтобы поправить дело, вызвали из Ревеля ледокол «Могучий», но и он, не справившись со льдами, застрял в них. Тогда решили выслать наиболее мощный ледокол «Ермак» из Кронштадта, а пока обходиться маломощными портовыми.
Одиннадцатого января контр-адмирал Небогатов поднял свой флаг на броненосце «Император Николай I». Толщина льда к этому времени достигла уже более полуметра. В такой обстановке нельзя было даже и думать о том, чтобы вывести корабли в море на артиллерийскую стрельбу. Через две недели в Либаву пробился, наконец, «Ермак» и начал по одному выводить в море корабли. Через два дня и «Ушаков» вышел в море на пробу машин.
2 февраля последовал смотр кораблей великим князем. Сразу же после этого к вмерзшим в лед кораблям подошли ледоколы, буксиры и потащили их на внешний рейд. Прошли волнолом, и вдоль бортов противно зашуршала поднятая волной шуга, С берега и с молов публика кричала «ура», подбрасывала в воздух шапки. С последним баркасом с берега на «Ушаков» передали огромный букет роз и иммортелей (бессмертников) для одного из мичманов от его возлюбленной. Закрыв лицо букетом, юный мичман плакал от любви к своей даме сердца и от жалости к себе. Старший офицер броненосца капитан 2-го ранга Мусатов, глядя на эту сцену, сказал:
— Много ли надо, Владимир Николаевич, для счастья человеку. Вот прислала девушка букет, и растаял наш мичманец!
Миклуха покрутил свой огненно-рыжий запорожский ус:
— Хорошо, если бы этот букет был намеком на наше бессмертие!
За команду свою он был спокоен, а матросы верили в командира. Офицеры тоже настроены были весьма решительно, хотя особых иллюзий не питали. Вот как описывает их состояние офицер корабля Дитлов: «Кабинетные ученые при помощи различных кривых и вычислений доказывали как дважды два четыре, что суда типа "Ушакова" должны непременно перевернуться на волне, и мы, не смея не верить им, вышли из России, с готовностью дойти до Бискайского залива и там погибнуть».
При проходе Бельтов к эскадре подскочили невесть откуда взявшиеся грязные датские миноносцы и сопровождали русские корабли до Скагена. За Скагенским мысом эскадра встала на якорь и начала свою первую бункеровку углем в море, перегружая его с подошедших транспортов. По приказу Небогатова «чернослив» принимали сверх всякой нормы — про запас. Вначале завалили часть батарейной и жилой палуб, затем принялись наваливать на верхнюю палубу. Все—от командира до последнего матроса — ходили грязные как черти.