Последние первые планетяне
Шрифт:
– Да что ты, черт возьми, такое несешь?
– Господин офицер… мог бы уж догадаться, право. Никак? Тогда наматывай на ус! Это нескончаемое противостояние – лишь игра. Фальшь! – Моргунов, повысив голос, закашлялся, однако не остановился: – Ха! Все просто, как дважды два, – сказал он через паузу. – Крупным корпорациям, вроде «СидМКом», чтобы жить, необходима война. Какое-либо идеологическое противостояние. Это провоцирует конкуренцию. Конкуренция ведет к развитию. Не дает всем закостенеть. Не я придумал, – улыбаясь, покачал головой бизнесмен. – Еще предки со Старой Земли смекнули, что два лагеря, противостоя друг другу, имеют больше шансов на развитие, чем если один
– К чему клонишь?! – нетерпеливо выпалила Камилла.
– К тому, дорогая, что, вопреки вашему несчастному плану, который мне так любезно поведала ваша глупенькая коллега, я *нужен* Большому Кольцу. Как воздух. Потому-то они и терпели меня все эти годы. Потому смотрели, как я по кирпичику выстраиваю империю, но ничегошеньки не предпринимали, чтобы остановить меня. Нет, разумеется, они ставили палки в колеса, – неловко перевернувшись, продолжил Моргунов. – Но только чтобы затормозить, а не убрать с пути насовсем. Ведь это означало бы обречь самих себя на медленное загнивание. В этом был их просчет. Они слишком расслабились. Полагали, знают все о моих делах. Видят и контролируют каждый шаг. Но кое-чего они не знали, – усмехнулся Михаил и, дернувшись всем телом, застонал от боли. – Впрочем, теперь и это не секрет.
– Шаттл переселенцев… – невольно заключил Давыдов.
Моргунов тотчас кивнул:
– Проект «Ковчег». Не следует говорить, но это была бы бомба. С его помощью можно сместить рудную компанию с их чертового пьедестала.
– Ты же сказал, фронтир существует благодаря вечному противоборству.
– Да, сказал. – Михаил не в первый раз надменно покосился на полицейских. – Потому не стал бы выдворять «рудников» из Борей-Сити. Мы бы лишь поменялись ролями. Город бы освободился, и уже они пресмыкались бы перед нами, как ныне мы – перед ними. – Моргунов вдруг замолк и грустно посмотрел в сторону. – Но Громов… Черт возьми, – пробормотал он. – Старый святоша едва не перечеркнул все труды, явившись шантажировать меня…
Тоннель сковало напряженным молчанием, и в следующий момент можно было только услышать, как щелкнул курок револьвера в руке Камиллы. Она не выстрелила, однако с таким грозным видом держала Михаила на мушке, что он, как тот пресловутый кот, был жив и мертв одновременно. Какой-то несчастной последней капли не доставало чаше терпения Леоновой, чтобы наконец переполниться.
Николай, осознавая, что не контролирует ситуацию, переспросил Моргунова:
– Признаешь, что приказал устранить старшину?
– Нет, – тотчас ответил бизнесмен. Он словно не замечал пистолета, направленного на него, и спокойно глядел офицерам в глаза. – Ничего я не приказывал, – продолжил он. – Я сам сделал! О да, вы не ослышались! Этот грешок на моих руках. Я был должен! Громов вызывал уважение. Узколобый, но выдающийся человек. Он не заслужил вероломного удара в спину.
Камилла неожиданно опустила револьвер. Она с жалостью взглянула на Михаила:
– Ты сбрендил. Определенно сбрендил, – сказала, переглянувшись со старшиной. – Вот зачем признаешься? Чего добиваешься?
– Перемирия, – нахально ухмыльнулся Моргунов. Чувствовалось, будто он не лукавит. – Желаю исповедаться. Начать с чистого листа. – (Полицейские закатили глаза, мол, он точно сошел с ума). – Отчего нет? – тогда переспросил бизнесмен. – Мне известно, что вы нарушили тьму предписаний, проникнув на мою шахту. Превысили полномочия. Вы же знаете, что я все это время планировал атаку против Большого Кольца. Мы можем забыть о прегрешениях друг друга. Выступить единым фронтом. И когда я достигну цели…
– Проще говоря, намерен купить нас, – с очевидным презрением вымолвила Леонова. – Чтобы мы забыли об убитых товарищах? Или о разрушенных по твоей прихоти семьях, вроде Ящинских? Черта с два! – крикнула она.
Давыдов в целом был солидарен с девушкой, но, кроме того, полагал, что немыслимое предложение Михаила исходит скорее из отчаяния, нежели здравого смысла. Опустившись на колено перед бизнесменом, он спросил:
– Зачем нам идти на сделку с дьяволом? Может, этому признанию не было свидетелей, кроме нас, однако… как я сказал, кто-нибудь из твоих многочисленных прихвостней, которых мы отловили, обязательно тебя сдаст. Твои деньки на свободе сочтены.
– Ну-ну… А *я* сказал, что необходим корпорациям, вроде «СидМКом», как воздух, – впрочем, упорно не сдавался Моргунов. – К тому времени, как кто-то из моих ребяток струсит и расколется, ваших с Милой задниц уже не будет в корпоративной полиции. Они вышвырнут вас, чтобы назначить кого-то более… гибкого что ли. Мне же – устроят показательную порку. Отнимут часть средств. Может, крепко прижмут по одному-другому направлению. Подгадят с недвижимостью на Треугольнике. Уж Майк Макаров похлопочет для хозяев, когда изберется градоначальником. Вы ведь в курсе, что все мэры – лишь корпоративные куклы? Я полагаю, в самом кресле градоначальника есть этакая дырка в неудобном месте, куда боссы из Большого Кольца суют свои загребущие ручишки, чтобы играться мэрами, словно чревовещателями… – Михаил злобно посмеялся: – Омерзительно, не так ли? Но факт. Майк позабудет обо всем, что я натворил, если сверху прикажут. Такова судьба игрушек в руках сильных мира сего.
– Говоришь, у нас нет выбора?
Моргунов через боль пожал плечами.
– Есть, – наконец произнес он. – Просто неприятный. Вы можете поступить по совести, сдав меня. В этом случае, почти наверняка, «СидМКом» уничтожит вас, предпочтя сохранить в городе статус-кво. Или же… – бизнесмен выдержал драматичную паузу, – можем позабыть разногласия и вместе повести Борей-Сити в будущее. Сделать его оазисом в пустынном краю. Заставить цвести, как райский, сука, сад. Придется лишь чуточку пренебречь принципами…
Моргунов говорил еще около минуты, пока совсем не лишился сил, но Николай уже не слышал его слов, потому как внутренний голос, разразившийся тирадой в голове, звучал куда громче. Старшина вдруг осознал, что они поставили себя в безнадежное положение. Выйти из него невредимыми казалось неосуществимой задачей. Давыдов искоса смотрел на беглеца, то ехидно ухмыляющегося, то скрючивающегося в три погибели, и понимал, что этот человек, сколь мерзким и жалким он ни представлялся, тем не менее прав. Моргунов при всей гнилой и честолюбивой натуре был истинным провидцем касаемо самобытной фронтирской политики. Он как никто другой на Западе видел сложное течение политических настроений в Большом Кольце и правила, касающиеся ведения дел на фронтире. Вполне вероятно, решил Николай, в умозаключении Михаила велика доля отчаяния, но, как в любой грустной шутке, в нем велика и доля истины. Если корпоративные боссы решат, что лишаться Моргунова в роли конкурента невыгодно, то скорее пожертвуют пешками, чем допустят опасности для короля.