Последние первые планетяне
Шрифт:
39
Среди всех угнетающих фронтирских картин, которые являлись Николаю Давыдову от момента приезда на Запад, улочки города Сима представляли собой самое тоскливое зрелище. Некогда процветающий городок, крохотный, но, как полагают местные, обладающий какой-то неповторимой душой, теперь походил на огромное кладбище. Постройки, казалось, замещали надгробные плиты: памятники бурной фронтирской жизни, которая тихо оставила это затхлое место. Многие здания, даже на главных улицах, стояли давно заброшенные. С заколоченными окнами и дверьми, они отлично предстали бы декорациями к очередному фильму про ужасы постапокалиптического мира. Иные строения, до сих пор используемые, выглядели не лучше. Обсыпавшаяся
Со слов Констанции, к моменту возникновения «Призраков» в Симе оставалось почти три десятка семей. Не всем пришлась по душе выбранная «Охотой» преступная стезя. Хотя за следующие месяцы население городка сократилось на треть, тем не менее оно еще оставалось велико. Проводимых на корпоративные поставки налетов едва хватало, чтобы удерживать на плаву сохранившиеся хозяйства. Николай понял это давно, еще на примере некоторых чахлых фермерский угодий в Борей-Сити, что здесь, на Западе, жить свободно от корпораций стоит в разы дороже, чем быть в бесчисленной армии наемных работников, хоть даже мелкой сошкой на жалком заработке. Вычеркнутый раз и навсегда с карт крупных компаний, Сим был своего рода квинтэссенцией фронтирской несправедливости. Без корпоративных дотаций все в этом стремительно вымирающем поселении стоило людям состояния: до первостепенных нужд. Не будь международной программы терроформирования, жителям Сима пришлось бы платить за обеспечение себя пригодным к дыханию воздухом.
Во многих аспектах отчаянное положение местных, по мнению Давыдова, доходило до абсурда. Взглянув на все собственными глазами, молодой офицер не был, как ранее, удивлен, что предшественник, добросовестный корпоративный трудяга, счел необходимым пренебречь полицейским долгом. Со стороны Громова было ново, но абсолютно закономерно обратиться не к сухому уставу, а к здравому смыслу, хваленой фронтирской общности и просто людской сердечности.
Во всяком случае, так рассудил Николай, когда, блуждая по разбитым переулкам Сима в сопровождении Констанции и нежданно объявившихся товарищей, пробовал поставить себя на место покойного коллеги.
По прошествии нескольких часов переговоров Констанция решила оставить офицеров, и тогда Николай Давыдов погрузился в привычное ему состояние замешательства. Оставшись одни, молодые люди не спеша шагали вниз по главной улочке города, и примерно за четверть часа никто не проронил ни слова. Минин с Камиллой бывали в Симе раньше. Громов возил их сюда сразу после того, как посвятил в тайну содействия Призракам Охоты. Коллеги Николая не раз наблюдали застигшую поселение разруху, но теперь глядели на нее по-новому, глазами Давыдова, и потому так же, как старшина, испытывали страх и отвращение, и сострадание по отношению к этому месту и людям, оставшимся беречь его. Кроме того, коллеги ни словом не обмолвились касательно случившегося утром. Они не представляли, как заговорить о таком, и просто продолжали идти, храня гробовое молчание.
Прометей бережно прислонился к горизонту, когда офицеры доковыляли до основания улицы. По эту сторону хребта закатные лучи обливали пламенным огнем все, что попадалось на пути, и потому представшая перед молодыми людьми картина казалась Николаю особенно завораживающей. Дело в том, что, следуя по улочкам почти машинально, офицеры, сами того не ведая, вышли на мемориальную площадь Сима. Небольшое изваяние по центру – до сияния отшлифованный каменный монолит – буквально утопало в возложенных к основанию венках. Без сомнения, это был монумент памяти произошедшей на шахте трагедии. В закатных лучах высеченная из багряной породы глыба заблистала не хуже рубина. Подойдя ближе, Давыдову удалось рассмотреть, что изваяние покрыто
Когда Николай уже собрался отступить назад, он заметил, что под слоем выложенных вокруг цветов, детских рисунков и всяких безделушек просматривается настоящее основание памятного монумента. Это была грубая бронзовая плита: вся обшарпанная и будто истесанная множеством инструментов. Сердцевина, казалось, вырвана с корнем, и вместо нее установлен каменный монолит. Давыдов опустился на колени, чтобы присмотреться поближе, и это стало поводом первому помощнику прервать затянувшееся молчание.
– Охота рассказывала про памятник, – настороженно проговорил Минин. Он подождал, ожидая, что Николай, может, попросит замолчать, но этого не случилось. – Кажется, поначалу булыжник тут не стоял, – переглянувшись с Леоновой, продолжил Антон. – Только бронзовая плита с логотипом «ЗолТек». Корпы установили ее как память о трагедии. Последнее, что они сделали для Сима…
– Похоже, жест не оценили, – горько усмехнулся Давыдов.
Минин с надеждой поглядел на старшину.
– Люди посчитали это плевком в лицо со стороны «ЗолТек», – сказал он. – Насмешкой над тем, что произошло с их родными.
– Однажды горожане пришли с инструментами, – между тем подхватила Камилла. Она подошла ближе и тоже опустилась на колени рядом с Николаем. – Они выкорчевали из земли часть плиты, где была корпоративная эмблема, и водрузили на ее место монолит. Вроде, он из сохранившейся части шахты. Плиту переплавили, чтобы отлить имена погибших. Сказала бы, весьма поэтично.
– Во всяком случае, красиво, – пожал плечами Антон. Он добавил: – Думаю, городам в положении Сима необходимы символы. Так они держатся за память. Как считаешь, босс?
Давыдов, стремительно поднявшись на ноги, повернулся к первому помощнику.
– Босс? – явно язвительно переспросил он. – Что это теперь значит?
Минин вытаращился на старшину испуганно. Он, как Камилла, застывшая на коленях, прекрасно сознавал, что неприятного разговора о событиях утра не избежать, однако надеялся не перескакивать столь стремительно.
– Разве что-то поменялось? – попытался улыбнуться он.
– Неужели это похоже на шутку?! – однако, не впечатлился Давыдов. Он раздраженно всплеснул руками: – Вы подставили меня! Всех в управлении! Черт возьми, я в той проклятой комнате голову сломал, пытаясь понять, где мы облажались! А дело было не в плане! У нас не имелось шанса, ведь Призраки знали о западне с самого начала. Их предупредили… вы двое! – Николай демонстративно ткнул пальцем в Минина, а затем и в Леонову. – Вы поставили нас под удар! Я чуть с ума не сошел, гадая, как там Камилла и Князев!
Девушка поднялась с земли и, отряхнув перепачканные в пыли брюки, сказала:
– С нами все в порядке. Я цела, невредима. Марк тоже. Он отлеживается в управлении. Головная боль – вот его проблема. Нам троим не грозила опасность, – фыркнула Леонова.
Николай собрался возразить, мол, это не отменяет факта, что они с Мининым неделями действовали у него за спиной, однако молодые люди сами подумали о том же.
Вперед Давыдова высказался первый помощник:
– Мы поступили подло, – проговорил Антон. – Однако посуди… у нас не было выбора. Никто б не поверил, что Призраки не имеют к убийству Громова отношения. Вас необходимо было свести с Констанцией лицом к лицу. Способ мы избрали паршивый, но ты должен был услышать историю из *ее* уст. Ту самую, которую некогда услышал Василий. Чтоб поверить, Призраки Охоты – не плохие ребята…