Последние поэты империи: Очерки литературных судеб
Шрифт:
Русский Тальков начался для миллионов телезрителей с исполнения песни «Россия». Далее последовали «Родина моя», «Бывший подъесаул» — о командарме Гражданской войны Миронове, «Господа-демократы», «Кремлевская стена» и другие.
В своих концертах, чтобы не отшатнулись былые почитатели, Игорь Тальков обычно первое отделение посвящал политической сатире и остросоциальным песням, а второе — лирическим песням. И ради «Летнего дождя» приходилось лирическим девицам и их кавалерам вслушиваться в песни протеста, вспоминать про свою русскость. Хотя и «Летний дождь» никак не назовешь лирической однодневкой, трагедия любви — это тоже одна из жизненных тем Игоря Талькова.
Летний дождь, летний дождь
Начался сегодня рано.
Летний дождь,
Моей души омоет рану.
Мы погрустим с ним вдвоем
У слепого окна.
(«Летний дождь», 2 июля 1990)
Думаю, легенда о дворянском Золотом веке у Талькова со временем претерпела бы изменения — не было для нее природных корней у поэта, не было памяти о потерянных имениях и сотнях крепостных. Скорее она перешла бы в легенду о русском национальном характере, обрела бы православную направленность. Собственно, к этому уже и шло. И, конечно же, влияние сверхпопулярного певца — влияние национально-православное — на умы сверстников росло бы и дальше. Его надо было остановить. Думаю, это чувствовал и сам поэт. Я разговаривал с Игорем Тальковым по телефону незадолго до смерти, когда уже стала отчетливо видна его патриотическая направленность, задумав сделать с ним беседу для газеты «День». Меня порадовало, что он не отказался от беседы, не испугался репутации «Дня», но перенес ее на время после возвращения с гастролей. Тем более тогда же вышла беседа с ним в «Литературной России», дружеской нам газете, возглавляемой Эрнстом Сафоновым. Тальков уже плавно и неуклонно вписывался в наши ряды, в круг нашего так называемого «белого патриотизма». Ценил деревенскую прозу и поэзию Николая Рубцова и Станислава Куняева. Особо выделял Василия Шукшина. Впрочем, это бы и стало темой нашей беседы, но… из гастролей он уже не вернулся. Он предчувствовал свою возможную гибель и относился к этому с трагическим спокойствием. Как будет нужно Богу…
Не спеши проклинать этот мир —
Он не так уж и плох,
Если утром ты видишь цветы у себя на окне.
А за окнами светится храм,
А во храме есть Бог.
Но а если Он есть —
То землей не владеть сатане!
(«Не спеши проклинать этот мир…», 1991)
Это одно из последних стихотворений поэта, возможно, будущее его направление в лирике. Впрочем, и во всем его белом мифе царила прежде всего национальная Россия, вера в национальное возрождение русского народа.
2004
Поэтическая интонация смерти: Борис Рыжий
* * *
Если в прошлое, лучше трамваем
со звоночком. Поддатым соседом.
Грязным школьником, тетей с приветом,
чтоб листва тополиная следом.
Через пять или шесть остановок
въедем в восьмидесятые годы:
слева — фабрики, справа — заводы.
Не тушуйся, закуривай, что ты.
Что ты мямлишь скептически, типа
это все из набоковской прозы.
Он барчук, мы с тобою отбросы.
Улыбнись, на
Это наша с тобой остановка:
там — плакаты, а там — транспаранты,
небо синее, красные банты.
Чьи-то похороны, музыканты.
Подыграй на зубах этим дядям
и отчаль под красивые звуки.
Куртка кожаная, руки в брюки,
да по улочке вечной разлуки.
Да по улице вечной печали
в дом родимый, сливаясь с закатом,
одиночеством, сном, листопадом.
Возвращайся убитым солдатом.
2000
Борис Борисович Рыжий родился 8 сентября 1974 года в Челябинске, в семье ученых. В ночь на 7 мая 2001 года покончил с собой. Похоронен в Екатеринбурге.
Учился в екатеринбургской школе, добиваясь успехов и в точных науках, и в поэзии, и в спорте. В 1989 году стал победителем городского турнира по боксу. Окончил геофизический факультет Уральского политехнического института, поступил в аспирантуру и после ее окончания защитил диссертацию.
Стихи писать начал еще в школе, и со временем, устав жить двойной, а то и тройной жизнью, оставил и спорт, и науку, ушел в литературу. Работал некоторое время в журнале «Урал». Быстро завоевал всероссийскую популярность. Участвовал и в московских, и в европейских поэтических фестивалях. В его поэзии заметно влияние Иннокентия Анненского, Сергея Есенина и Глеба Горбовского. Автор сборников стихотворений: «И все такое» (СПб., 2000), «На холодном ветру» (СПб., 2001) и серии поэтических подборок в центральных газетах и журналах («Литературная газета», «Экслибрис НГ», ж. «Знамя», «Звезда» и др.).
Лауреат премии «Антибукер» (1999) — за журнальные публикации стихотворений, а также — премии «Северная Пальмира» (2000).
Был женат, имеет сына.
Борис Рыжий.
Интонация смерти есть в стихах любого крупного поэта. Но страшно, если она овладевает им. Поэт из Екатеринбурга Борис Рыжий ушел в эту интонацию целиком, погрузился в нее с головой. И не выплыл обратно. И было ему всего 27 лет. Сверстник моего сына 1974 года рождения. Это соприкосновение дат еще более задело меня.
Встречались мы с Борисом Рыжим лишь единожды — на вручении ему поощрительной премии «Антибукер». Я искренне поздравил его. Тем более что его стихи периода района Вторчермета мне были по душе.
Его поэтическое окружение в Москве было достаточно далеким для меня. Его жизненное уральское окружение, столь узнаваемое и точно передаваемое в стихах, было гораздо ближе и мне, и моим собратьям по перу. В нем и с радостью для нас, любителей поэзии, и с печалью — ибо сколько же может продолжаться эта вереница поэтических смертей — ожила есенинская традиция. Не повтор, не эпигонство, да и ритмика стиха, как правило, разная, но та же жизнь с разгону и всерьез на предельных скоростях. Не соскочишь. На моей памяти умудрился соскочить с этой смертельной тропы один лишь Глеб Горбовский, ранним стихам которого явно внимал и Борис Рыжий. Но Глеб Горбовский ушел в христианство, в смирение и покаяние, а Борис Рыжий так и ушел с богоборческими стихами, лишь изредка ощущая Его высшую необходимость для себя.