Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна
Шрифт:
Он прошел через кухню, вестибюль, поднялся по лестнице; он шел по дому свободно, не пытаясь умерить шум своих шагов. На площадке остановился. Пот стекал с его лба, кровь стучала в висках. И все-таки он сохранял спокойствие, владея собой, каждой своей мыслью. Он вынул оба револьвера и положил их на верхнюю ступеньку.
«Никакого оружия, — сказал он себе, — только руки, ничто кроме силы моих рук… Этого достаточно… так будет лучше всего…»
Перед ним были три двери. Он выбрал среднюю, нажал на ручку. Ничто не препятствовало. Он вошел.
В комнате было темно, однако через
И на ней кто-то полулежал.
Люпэн резко осветил карманным фонариком возникший перед ним человеческий силуэт.
— Мальрейх!
Перед ним было до синевы бледное лицо Мальрейха, его темные глаза, заостренные скулы мумии, его иссохшая шея. Все это — неподвижное, в пяти шагах от него. И он не мог бы сказать, что эта застывшая маска, этот лик мертвеца выражал малейший страх, хотя бы какое-то беспокойство. Люпэн сделал к нему шаг, второй, третий. Человек не дрогнул, не пошевелился.
Видел ли он? Понимал ли? Казалось, его глаза были устремлены в пустоту, и все вокруг представлялось ему более галлюцинацией, чем действительностью.
Еще шаг…
«Он будет защищаться. Должен защищаться, — подумал Люпэн. — Должен защищаться!»
И протянул к тому руку. Человек перед ним не сделал ни единого жеста, не отшатнулся, его веки не дрогнули.
И сам Люпэн, потрясенный, охваченный ужасом, потерял вдруг голову. Он опрокинул противника, повалил его на постель, обернул его в простыни, перетянул одеялами, придавил коленом, как добычу. Без того, чтобы тот попытался хоть чем-то воспротивиться.
— Ах! — крикнул Люпэн, опьяненный радостью и утоленной ненавистью, — наконец ты раздавлен, мерзкая тварь! Наконец-то я с тобой совладал!
Снаружи улицы Делезман прослушался шум, в калитку сада забарабанили чьи-то кулаки. Бросившись к окну, он закричал:
— Это ты, Вебер! В добрый час! Ты образцовый слуга! Закрой за собой решетку, мой милый, и беги сюда! Добро пожаловать!
За несколько минут он обыскал платье своего пленника, завладел его бумажником, захватил бумаги, которые обнаружил на скорую руку в ящиках секретера и бюро, бросил все на стол и просмотрел. И вскрикнул от радости: там была пачка писем, тех уже знаменитых писем, которые он обещал вернуть германскому императору. Он положил остальные бумаги на место и снова кинулся к окну.
— Дело сделано, Вебер! Можешь заходить! Ты найдешь убийцу Кессельбаха — связанного, готовенького… Прощай, Вебер!
И, скатившись с лестницы, поспешил к сараю. Пока Вебер проникал во флигель, он присоединился к Долорес Кессельбах.
Действуя в одиночку, он задержал семерых сообщников Альтенгейма!
И выдал правосудию таинственного главаря банды, омерзительное чудовище, Луи де Мальрейха!
III
На широком деревянном балконе, у небольшого стола молодой человек писал.
Время от времени он поднимал голову и окидывал туманным взором горизонт, окрестные холмы; деревья, уже тронутые осенью, роняли последние листья на красные крыши вилл и на газоны садов. Затем принимался опять писать.
В какую-то минуту он взял свой
— Неплохо, — сказал чей-то голос за его спиной, совсем неплохо. — Мадам Эмабль Тастю не написала бы лучше. В конце концов, не каждому дано быть Ламартином…
— Вы!.. Вы!.. — пробормотал молодой человек в полной растерянности.
— Ну да, дорогой поэт, это я, Арсен Люпэн, который явился, чтобы навестить своего друга, Пьера Ледюка.
Пьера Ледюка охватила дрожь, словно в приступе лихорадки. Он тихо проронил:
— Пришло время?
— Да, мой прекраснейший Пьер Ледюк, настал для тебя час оставить, точнее — прервать на некоторое время безмятежное существование поэта, которое ты ведешь уже несколько месяцев у ног Женевьевы Эрнемон и госпожи Кессельбах; и исполнить роль, которую я приготовил для тебя в моей пьесе… Очень милой пьесе, уверяю тебя, небольшой, но хорошо задуманной драме, поставленной по всем правилам искусства, с тремоло, с веселым смехом и горьким зубным скрежетом. Мы подошли к пятому акту, развязка близится, и именно ты, Пьер Ледюк, в главной роли. Какая слава!
Молодой человек встал:
— А если я откажусь?
— Идиот.
— Да, если я откажусь? В конце концов, что обязывает меня принять роль, которая мне неизвестна, которая заранее вызывает у меня отвращение и стыд?
— Идиот! — повторил Люпэн.
Заставив Пьера Ледюка снова сесть, он устроился рядом с ним и сказал ему самым ласковым голосом:
— Ты совершенно забыл, милый юноша, что тебя зовут вовсе не Пьер Ледюк, а Жерар Бопре. И если ты носишь прекрасное имя Пьера Ледюка, это потому, что ты, Жерар Бопре, убил Пьера Ледюка и украл его имя.
Молодой человек подскочил от негодования:
— Вы сошли с ума! Вы прекрасно знаете, что сами все это подстроили!
— Черт возьми, да, я это прекрасно знаю. Но что скажет правосудие, когда я представлю ему доказательства насильственной смерти Пьера Ледюка и того, что ты занял его место?
Окаменев, молодой человек едва пролепетал:
— Этому не поверят… Зачем бы мне это делать?.. С какой целью?
— Идиот! Эта цель настолько очевидна, что даже Вебер ясно увидел бы ее. И ты врешь, говоря о том, что не хочешь принять роль, которая тебе неизвестна. Ты знаешь эту роль. Это та, которую сыграл бы Пьер Ледюк, не будь он мертв.
— Но Пьер Ледюк для меня, для всего света — не более чем имя, пустой звук. Кем он был? Кем являюсь я?
— Какое тебе до этого дело?
— Я хочу знать. Хочу знать, к чему должен прийти.
— И если будешь знать, пойдешь, не колеблясь, к цели?
— Да, если цель, о которой вы говорите, стоит того.
— Не будь этого, как ты думаешь, я стал бы так стараться?
— Кто я такой теперь — вот что мне нужно знать. И какой бы ни оказалась моя судьба, можете быть уверены, что я буду ее достоин. Но прежде я должен знать, кем, наконец, являюсь.