Последние саксонцы
Шрифт:
С ней там еще суеты и шума прибавилось, потому что и очарование княгини притягивало, и она рада была, когда около неё собирались и когда могла потом через своих разные интриги завязывать, и неустанно о чем-то мечтать, что-нибудь делать или переделывать.
Познакомившись с ротмистром Толочко, который был очень услужлив, внимателен и предан гетману, она похитила его под свою команду и уже из неё не выпустила.
Именно в этом году состоялось открытие Виленского Трибунала, к которому Чарторыйские со своей стороны, Радзивилл, воевода Виленский,
Жители Литвы также собирались либо поддержать Чарторыйских, либо держаться с Радзивиллом.
На которой стороне собирался быть гетман Сапега, это, вроде, было под сомнением. Ему подобало стать к Радзивиллу, хотя они друг другу не очень симпатизировали, особенно княгиня, которой грубость князя-воеводы не нравилась.
Веря в протекцию короля, который страстных охотников и панский запал Радзивиллов очень любил, семья князя, привыкшая к правлению в Литве, не сносила там никого наравне. Чарторыйские же, которые верили в обещанную помощь, чувствовали себя более сильными, чем все Радзивиллы с князем воеводой Пане Коханку во главе.
Ксендз-канцлер с презрением отзывался о князе Кароле и его Панде. С обеих сторон приятели носили угрозы, колкие слова и вызовы.
Сапега и его жена были в лучших отношениях с князем воеводой, который сам её не любил и грубо давал это почувствовать. Связываться с Чарторыйскими также не очень хотелось, гетманова советовала мужу стоять в стороне, ждать случая и им воспользоваться.
Оба собирались в Вильно, хотя, чтобы двинуться на Трибунал по доброй воле, на это нужно было необычное самоотречение.
Но считает ли кто-нибудь, что она больше, чем женщина, которой все служат на коленях?
У князя гетмана старых слуг, приятелей резидентов, с добавлением новых и тех, что жена принесла с собой, было много, а, несмотря на это, княгиня Магдалина встревожилась, что людей не имеют.
Часто заглядывающий в Высокое к князю гетману Толочко казался очень ловким и полезным, особенно теперь в Вильне. Дело было в том, захочет ли пан ротмистр запрячься в службу гетмановой, которая была тем известна, что надевала ошейник и обходилась деспотично.
Приманить пана Клеменса, вынудить его к пребыванию больше в Высоком, чем дома, гетмановой казалось лёгким, потому что до сих пор, что решала, ей всегда удавалось. Толочко был легко завоёван, а на будущее ему открывались широкие и ясные горизонты.
На такое основание Трибунала для худого слуги ехать было не желательно. Не считая того, что очень легко можно было получить шишки, отпугивали одни расходы. Город в ту пору, не исключая монастырей, домов мещан, вплоть до лачуг, всё было забито, дорого оплачено, недоступно. Сено и овёс для
Но княгиня решила, что он должен был ехать с ней, и начала маневрировать, чтобы склонить его к этому. Ротмистр вовсе о том не знал. Нужно было чем-то его купить.
Одного дня после обеда румяная княгиня по своему обыкновению наполовину лежала на канапе, играя с любимой собачкой по кличке Зефир, хоть та из-за жира едва двигалась.
Толочко сидел чуть дальше.
Гетман в удобном кресле собирался к послеообеденной дремоте. Он проделывал это публично, среди ропота разговоров, смеха, хождения, что не мешало ему спать так глубоко, что его иногда из мортиры нельзя было разбудить.
Княгиня раз и другой обратилась к Толочко, а так как был постоянный шум, он едва мог расслышать и отвечать.
– Ротмистр, подойди немного.
Послушный пан Клеменс подошёл.
В эту пору жизни, хоть немолодой и неэлегантный, Толочко ещё свежо и хорошо выглядел.
– Почему вы не женитесь, сударь? – выстрелила княгиня Магдалина в него, точно из пистолета.
Ротмистр сначала смешался.
– Я был женат, княгиня, – сказал он, – я потерял в моей Хелусе верную спутницу, решил брак не возобновлять.
Гетманова рассмеялась.
– Оставили бы в покое этот загробный роман, – отозвалась она, – следует жениться, потому что это закон Божий, чтобы человек не пропадал напрасно.
Толочко на это молчал.
– Я бы, может, и рад, нелегкое это дело. За вдовца неохотно идут панны, а я бы на вдове не хотел жениться. Притом, ездить, искать, в романы пускаться – это не моё дело, а девушку мне никто в дом не привезёт.
– Если бы я знала, – ответила княгиня, – давно бы тебя поженила.
– А я, госпожа княгиня, трудный, – сказал Толочко.
– Чего требуешь от своей будущей? – спросила Гетманова.
– Разумеется, – начал ротмистр, – должна быть красивой и мне понравиться.
– Так, это разумеется, но думаю, что ты не будешь слишком разборчивым, – добавила гетманова.
– Слишком молодую не желаю, – продолжал он дальше, – но и увядшую даму не хочу.
– Зрелую девицу, – рассмеялась княгиня, – ну, наверное, и богатую?
– О, об этом я торговаться не буду, – сказал Толочко, – будет иметь что под подушкой, тем лучше, а нет, не оттолкнёт меня это.
– Ну, и семья хорошая? – спросила княгиня.
– Всё-таки должна быть из хорошего шляхетского дома, – сказал ротмистр, – до панских порогов не продвинусь, но хорошая кровь у меня много значит.
– Ну, а характер и темперамент? – добавила Сапежина в конце.
– Милостивая княгиня, – воскликнул Толочко, – а кто же может льстить себе, что отгадает женский характер или почувствует? На это нужно благословение Божие, чтобы не пасть жертвой.
Он вздохнул.
– Поэтому, – докончил он, – при стольких трудностях не мечтаю о жёнке.