Последние слова великих писателей
Шрифт:
– Швейк тяжело умирает.
Генрих Гейне
(1797–1856)
немецкий поэт
В 1845 году Генриха Гейне разбил паралич верхней части тела. Год спустя, уже не надеясь на выздоровление, поэт пишет своему другу Юлиусу Кампе: «Я прожил прекрасную жизнь». И добавляет: «Ужасно умирание, а не смерть, если смерть вообще существует. Смерть – это, может быть, последний предрассудок».
В мае 1848 года Гейне, живший в Париже, вышел на свою последнюю прогулку
13 февраля 1856 года Гейне работал целых шесть часов, хотя перед тем был совершенно неработоспособен. Своей сиделке Катрин Бурлуа он сказал: «Мне нужно еще четыре дня, чтобы закончить работу».
15 февраля он спросил доктора: «Скажите мне чистую правду: дело идет к концу, не так ли?» Тот промолчал. «Благодарю вас», – сказал Гейне.
17 февраля, между четырьмя и пятью часами дня, он трижды прошептал:
– Писать…
Сиделка не поняла его, но ответила «Да». Тогда он сказал громче:
– Бумагу… карандаш…
Это и были его последние слова, по свидетельству Катрин Бурлуа.
Однако в легенду вошли совсем другие слова. Согласно воспоминаниям Альфреда Мейснера, опубликованным почти сразу же после смерти Гейне, в ночь перед смертью поэта в комнату к нему ворвался некий знакомый, чтобы увидеть его в последний раз. Войдя, он сразу же задал умирающему вопрос, каковы его отношения с Богом. Гейне ответил, улыбаясь:
– Будьте спокойны, Бог меня простит, это его ремесло.
В эту историю невозможно поверить: к умирающему поэту ночью запросто врывается неведомо кто (ведь имени Мейснер не назвал), с ходу берет на себя роль исповедника и остается не замеченным никем – даже сиделкой, оставившей подробный рассказ о кончине поэта.
Правдоподобнее выглядит версия, которую братья Гонкур записали в своем «Дневнике» в 1863 году со слов филолога Фредерика Бодри, друга Гейне. Жена Гейне, ревностная католичка, молилась Богу за его душу. Гейне утешил ее: «Не сомневайся, моя дорогая, Он меня простит; это его ремесло!»
Возможно, Гейне действительно произнес легендарную фразу. Но нельзя исключить и того, что Бодри всего лишь подправил рассказ, пущенный в ход Мейснером.
Во время болезни Гейне не раз говорил о своей вере в личного Бога, но похоронить себя завещал без религиозных обрядов. Все совершилось так, как он предсказывал задолго до смерти:
Не прочтут унылый кадош, Не отслужат мессы чинной, Ни читать, ни петь не будут В поминальный день кончины…Александр Иванович Герцен
(1812–1870)
писатель, публицист
В январе 1870 года Герцен приехал в Париж по семейным делам. Почти сразу же он заболел воспалением легких и умер в ночь на 9 (21) января. Его последние дни описаны его женой Наталией Тучковой-Огаревой.
«В среду, – вспоминает она, – накануне кончины Александра Ивановича проходила по нашей улице военная музыка. Герцен очень любил ее. Он улыбнулся и бил в такт по моей руке. Я едва удерживала слезы. Помолчавши немного, он вдруг сказал:
– Не надобно плакать, не надобно мучиться, мы все должны умереть.
А спустя несколько часов он сказал мне:
– Отчего бы не ехать нам в Россию?»
Перед смертью Герцен в бреду говорил: «Пойдем и предстанем перед судом Господа». Требовал коляску, чтобы куда-то ехать. Разговаривал с кем-то, сидящим будто бы наверху: «Сударь, видите ли вы меня с высоты? Я вас отсюда очень хорошо вижу. Какие огромные агенты теперь, я давно его знаю, ездил с ним в омнибусе».
Стал просить шляпу, потом попытался сложить одеяло по форме шляпы и обратился к жене:
– Натали, держи. Я возьму наши вещи и пойдем. Возьмем с собою Тату [Наташу, дочь Герцена]. Я готов.
Иоганн Вольфганг Гёте
(1749–1832)
немецкий поэт
16 марта 82-летний Гёте простудился. Жить ему оставалось шесть дней. Кончина поэта «по рассказам его друзей» описана в книжке К. Мюллера, законченной полтора месяца спустя после смерти поэта. (Позднее, правда, обнаружилось кое-что новое.)
В ночь на 22 марта Гёте сказал своему переписчику: «Это не продлится больше, чем несколько дней». Тот не понял, что имелось в виду – скорая смерть или скорое выздоровление. Утром Гёте перенесли в кресле из спальни в рабочий кабинет. Он спросил, какое сегодня число. Услышав, что 22-е, сказал: «Значит, весна началась, и мы скорее сможем поправиться».
Одни его замечания были вполне осмысленны, другие указывали на помутнение разума. Заметив на полу листок бумаги, он спросил, почему здесь валяется переписка Шиллера. Затем обратился к своему слуге Фридриху:
– Отворите же и вторую ставню, чтобы впустить больше света!
Чуть позже, в статье Карла Фогеля, врача Гёте, эта фраза была сокращена до восклицания:
– Больше света!
Этот возглас и был сочтен заветом, который Гёте оставил потомкам. Очень часто он приводится в еще более выразительной форме:
– Света! Больше света!
Потом Гёте уже не мог говорить и лишь пытался что-то писать рукой в воздухе. Отчетливо можно было распознать большое «W» – начальную букву имени Вольфганг. В своем кресле поэт и скончался за полчаса до полудня.
Конец ознакомительного фрагмента.