Последние солдаты империи
Шрифт:
Штабной подполковник, который занимался делом Бориса, после поздравления с заслуженной наградой и вручения всех необходимых подорожных документов, вдруг принял заговорщицкий вид и полуприватно сообщил Нелюбову, что им интересуется военная разведка и его просят завтра, к девяти утра, прибыть в дом по известному адресу в кабинет № 16, для ни к чему не обязывающей беседы.
Нелюбов сначала несколько удивился такому странному и неофициальному вызову, но затем, решив, что это приглашение как-то связано с его пребыванием в немецком плену, заверил штабного подполковника что он непременно посетит вышеупомянутый кабинет и, попрощавшись, направился
На следующее утро ровно в девять часов Борис вошел в здание военной разведки и, найдя на первом этаже кабинет № 16, несколько раз громко и уверенно постучал в дверь.
Хозяин кабинета, полковник лет сорока, с круглым, гладким лицом и широкой залысиной, на секунду подняв голову от бумаг, кивнул Борису как старинному знакомому, попросил его подождать и присесть в стоящее напротив кресло.
Подобное не по уставу обращение несколько смутило Нелюбова, и он, усевшись в глубокое и удобное кресло, от нечего делать стал изучать окружающую обстановку, пытаясь составить собственное мнение о хозяине кабинета; большой портрет государя императора при орденах и регалиях, обитые зеленым плюшем стены, массивный стол из красного дерева, два мягких кресла и тяжелые, массивные шторы на окнах, – вся эта казенная обстановка, мало что поведали Нелюбову об особенностях характера его владельца. И чтобы хоть как-то развлечь себя, Борис принялся украдкой наблюдать за увлеченно пишущим полковником и через минуту неожиданно осознал, что по давней, еще довоенной привычке, ищет в этом полковнике одни лишь недостатки, которые всегда удобно подмечать в новых людях для дальнейшей словесной пикировки в разговоре.
Эта мысль и понимание собственных мотивов почему-то именно сейчас стали особенно неприятны Борису Нелюбову. И он, вздохнув, оставил это нелицеприятное занятие и стал смотреть в большое и чистое окно, сквозь которое светило не по-весеннему жаркое солнце.
Полковник тем временем закончил свою письменную работу. Убрав бумаги в верхний ящик стола, он с любопытством посмотрел на скучающего капитана Нелюбова.
– Я внимательно прочитал ваш рапорт об августовских событиях четырнадцатого. А затем про рейд по немецким тылам в марте пятнадцатого… и знаете, что меня удивило?
Нелюбов при этих словах хотел было встать, но полковник жестом предложил ему не затрудняться, и Борис остался сидеть в кресле, чувствуя некоторый дискомфорт в подобном общении со старшим по званию.
– Никак нет, господин полковник! Не знаю.
– Вам фатально везет, – полковник смотрел на Бориса каким-то особенным, многозначительным взглядом, в котором Нелюбов отчего-то разглядел только иронию, и в глубине его души вдруг зашевелилось и стало быстро нарастать презрительное чувство ко всем штабным чиновникам, которые подобно этому лощеному полковнику сидели в глубоком тылу и лишь делали вид, что занимаются войной.
– На все Божья воля, ваше превосходительство…
Полковник весело, но согласно кинул.
– Вот так всегда, случись что хорошее – Бог дал! Дурное – Бог взял… Замечательное оправдание, не правда ли? А главное, на все случаи жизни…
Полковник вдруг посерьезнел и, внимательно разглядывая молчащего капитана, словно именно в этот момент он хотел для себя что-то решить, задумчиво произнес:
– При этом вы все время действуете более чем дерзко и всегда выбираете самое опасное для себя решение.
– Я бы не назвал плен везеньем… – холодно парировал
– Согласен. Однако те, кто сидел с вами в немецком лагере, я уверен, думают по-другому.
– Это чистая случайность, господин полковник, все могло получиться иначе, – Нелюбов не мог понять, куда клонит полковник, и от этого немного нервничал.
– Вот именно, – полковник хмыкнул. – Мы, кстати, проверили ваши связи… и пришли к выводу, что вы могли бы легко получить назначение на более спокойную должность, чем командир батальона в корпусе генерала Безобразова.
– Долг русского офицера не позволяет мне употреблять дружеские и родственные отношения в собственных целях. Когда идет война и мое отечество в опасности…
– Я понял. Дальше можете не продолжать, – полковник несколько бесцеремонно перебил Нелюбова, который оказался совершенно сбит с толку подобным фамильярным обращением и в упор посмотрел на своего собеседника.
– А вы считаете по-другому, ваше превосходительство?
Полковник все же заметил промелькнувшие негативные эмоции на лице своего собеседника и поначалу досадливо покачал головой, но затем неожиданно улыбнулся приветливой и открытой улыбкой:
– Прошу прощения за резкость, господин капитан, но подобные разговоры я слышу по десять раз на дню. Надоело уж, знаете ли, – доверительно пояснил полковник и забарабанил пальцами по столу. – А ваша горячность один раз сослужила вам недобрую службу… Хотите еще раз испытать судьбу?
– Я вас не понимаю, господин полковник!
– А вот я вас очень хорошо понимаю, Борис Петрович… – немного подавшись через стол к Нелюбову, с нажимом на слово «понимаю», громко произнес полковник. – И заявляю предельно откровенно – нам нужны такие офицеры, как вы! – полковник, чуть приподняв густые брови, значительно посмотрел на Бориса. – Поэтому без обиняков предлагаю вам службу в моей секретной команде…
Полковник встал и принялся прогуливаться по кабинету. Борис, отметив кривые ноги кавалериста и мощное, в некотором роде даже атлетическое сложение офицера, тоже поднялся и, чтобы не потерять своего собеседника из поля зрения, был вынужден все время поворачиваться к нему во фронт.
– Моя команда – это небольшая группа лучших русских офицеров, которая, надо заметить, подчиняется только высшим руководителям нашего с вами отечества, – полковник, сделав умышленное ударение на слово «отечество», ожег изумленного Нелюбова быстрым и хищным взглядом. – Я мог бы, наверное, и не спрашивать вашего согласия, перевести приказом… Но мой принцип – работать только с добровольцами.
Полковник наконец остановился прямо перед Нелюбовым:
– Да! Я ведь, кажется, не представился… – он протянул Борису руку. – Александр Иванович Сиротин… Прошу любить и жаловать.
Нелюбов машинально пожал протянутую руку и встретился со смеющимися глазами Сиротина.
– Кстати! По случаю нашей с вами нечаянной встречи, передаю нижайший поклон от вашего хорошего знакомого, генерала Маннергейма… – Сиротин движением руки показал на кресло. – Да вы присаживайтесь, в ногах, как говориться, правды нет. Разговор у нас будет долгий, – и когда Борис уселся обратно в кресло, добавил самым веселым и задушевным тоном. – Мы с ним месяц назад виделись в Галиции. Он о вас и о ваших способностях очень высокого мнения… уверял меня, что будет хлопотать у Брусилова о переводе в его дивизию, – Сиротин усмехнулся. – Но затем внял моим убеждениям, что у нас таким лихим молодцам будет интереснее.