Последние солдаты империи

Авдиенко Евгений Викторович

– Это ты меня прости… я не знала… я думала, тебя убили, – беззвучно кричали ее губы. Но Нелюбов, не слыша этих слов, понимал, все, что она ему говорит.

– Нет, это ты меня прости, – чуть

слышно шептал он в ответ. Борису стало все равно, что сейчас думают о них многочисленные прохожие, и он вновь и вновь целовал губы, глаза, лоб, щеки…

Но прохожим было одинаково безразлично и чужое горе, и чужое счастье. Их совершенно не интересовала эта нечаянная встреча мужа и жены, и лишь два человека пристально наблюдали за этой сценой. Первым любопытствующим была Лидия Ковальски, которая из окна вагона смотрела на Нелюбова и Варю и думала, что в этой жизни уже никто и никогда не будет так беззаветно и нежно ее любить. И не потому, что она, Лидия Ковальски, не может вызвать подобной любви; чтобы тебя любили такой любовью, нужно уметь самой так любить: без оглядки, без памяти и без грязи и корысти в душе.

Вторым человеком был полковник Сиротин. Наблюдая на некотором отдалении за проводами своего нового агента, который увозил с собой фальшивое завещание

монаха Авеля, он только по долгу службы оказался свидетелем этой драматической семейной сцены. И когда Сиротин увидел, что поезд с Лидией Ковальски медленно тронулся и начал набирать ход, а Нелюбов с Варей, обнявшись, медленно идут по перрону, повернулся и, взглянув на вокзальные часы, пошел по свои делам.

Он шел и думал, что ровно год назад, в эту самую минуту, серб по национальности, гимназист по статусу и террорист по призванию, некто Гаврила Принцип, в городе Сараево на глазах у многочисленных свидетелей застрелил наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. И именно в этот миг началась мировая война…

Но полковник Сиротин еще не знал, и даже не мог предположить в самом страшном сне, что последствиями этой войны будут не только смерть, голод и нищета десятков миллионов людей, но и волна революций, которые полностью изменят политический облик большинства европейских держав.

Москва, декабрь 2009 г.