Последние узы смерти
Шрифт:
Она уставилась на него, хрипло дыша приоткрытым ртом.
– Тогда зачем пришел?
Каден запнулся, но не увидел смысла скрывать правду:
– Проверить, как ты. После вторжения.
– Какого вторжения? – опешила она. – В Рассветный дворец?
– В Копье Интарры.
Сквозь головокружительную пустоту он указал на людские этажи под собой.
– И тебе захотелось мне рассказать?
– Мне, – осторожно ответил Каден, – захотелось убедиться, что с тобой все хорошо.
Ему показалось, что Тристе тронута, но это выражение лица мгновенно растаяло.
– Убедиться, что с ней все хорошо… – упрямо повторила она. – Ты решил, это ил Торнья пытался
– Я счел это возможным, – кивнул Каден.
– Ну так, раз уж ты спрашиваешь, со мной не все хорошо, Каден! – разразилась диким криком Тристе. – Давным-давно не хорошо.
Ее распахнувшиеся глаза стали пустыми. Они больше не смотрели на Кадена.
– Я уже не понимаю слова «хорошо». Нас всех ждет смерть. И почти всех наверняка ужасная. Может, нам только и остается выбирать, где умереть, как закончить все на своих условиях.
– Очень немногим выпадает удача жить на своих условиях, – покачал головой Каден. – Мне – нет.
– Но ты же не здесь? – Тристе впервые подняла руку, ухватилась за прут решетки. – Ты свободен.
Минуту Каден молча смотрел на нее.
– А будь ты свободна, Тристе, что бы ты сделала?
Она взглянула ему в глаза и вдруг поникла, словно согнулась под тяжестью самой мысли о свободе. И ответила тонким голосом, будто издалека:
– Ушла бы куда-нибудь. Как можно дальше от вашего дворца, поцелуй его Кент. Мать мне рассказывала о деревушке в оазисе под горами Анказа, на самом краю Мертвых солончаков. Дальше от мира и быть невозможно. Я бы добралась туда. В ту деревню. Вот куда…
Он не знал, принимать ли ее слова всерьез. Глаза Тристе смотрели в пустоту, речь от адаманфа стала немного невнятной. Взгляд был устремлен за плечо Кадена на что-то далекое и невидимое.
– Если бы я мог тебя вызволить, – медленно заговорил он. – Если бы сумел на время вывести из тюрьмы и из дворца в другое место, ты бы согласилась подумать над…
Она мгновенно вернулась из своего далека и с яростью обрушилась на него:
– Я уже сказала! Нет! Тому, кто захочет меня убить, – будь то ил Торнья, Киль или ты – придется потрудиться самому.
– А богиня…
– Очень надеюсь, эта сука почувствует, как режет нож.
Спуск с тюремного этажа занял немногим меньше времени, чем подъем. В отцовский кабинет он вошел на дрожащих ногах, а пальцы, всю дорогу цеплявшиеся за перила, скрючило, словно когти. Казалось бы, сам факт, что Тристе жива, должен был принести облегчение, но общая картина все равно выглядела неутешительно.
Ни один из образов будущего не радовал душу. Тристе убьет себя без соблюдения обвиате или будет убита. Наемники ил Торньи отрубят ей голову, или совет пошлет на костер, оправдав себя словами о законе и справедливости. В некоторых видениях ее убивал сам Каден – взяв нож потому, что больше никого не осталось. Он ощущал горячую кровь девушки на своих руках, встречал ее сердитый и беспомощный взгляд, пытаясь вырезать из ее тела богиню.
Вступая из сияющей пустоты Копья на людские этажи, он уже ничего другого не хотел, как запереться в кабинете, отстранить от себя все чувства, уплыть в ваниате.
Но в просторном кабинете он застал Киля. Тот неподвижно сидел в полутьме перед доской для ко, медленно переставлял фишки-камни – белую, черную, белую, черную, – воспроизводя древний поединок, впервые разыгранный людьми или кшештрим столетия назад. Каден молча наблюдал за ходами, не видя в них никакого смысла.
Выждав с десяток ходов, он тряхнул головой и отвернулся от непостижимой позиции на доске
Видит Интарра, он пытался разобраться. Найти смысл. Приговоры, новые законы против разбоя и пиратства, новые налоги на необдуманные предприятия незадачливой республики. Он все это прочитывал, но много ли понимал? Зачем все это?..
Он замер, коснувшись листка, которого раньше не видел. Всего несколько слов чернилами. Простая подпись. Печати нет. Он не верил своим глазам.
– Что там? – спросил Киль.
Каден снова и снова перечитывал записку.
– Что? – повторил Киль.
– Это было не ограбление, – выговорил наконец Каден. – Они и не собирались ничего красть.
– Да? – Кшештрим поднял бровь.
– В мой кабинет вломились, – пояснил Каден, показывая ему лист пергамента, – чтобы оставить вот это.
6
Поначалу мерное «тук-тук-тук» стрел по дереву ее утешало. По крайней мере, звучало привычно: напоминало тысячи дней на Островах, когда снова и снова натягиваешь тетиву, пока не заноют плечи и не закровоточат стертые пальцы. Но длинный склад, где они обосновались, стоял не на Островах. Здесь было жарко, душно и от пыли становилось трудно дышать. Гвенна выбрала склад из тактических соображений: хороший обзор, много выходов, близко к воде (на случай, если все сорвется), – но теперь склад начинал походить на ловушку. Гребаную скучную ловушку, но все же ловушку, и безостановочное гудение тетивы с перестуком стрел не спасали от этого чувства. Уже не спасали.
– Анник, – пробурчала Гвенна. – Не хватит ли на сегодня?
Она кивнула на встопорщившийся стрелами деревянный столб:
– По-моему, он убит.
Лучница натянула тетиву и, удерживая ее, подняла взгляд:
– А чем еще скоротать время?
– Как насчет отдохнуть? Может, даже поспать. Мы пробились в Рассветный дворец. Заслужили, знаешь ли, передышку.
Анник, все еще глядя на нее, выпустила стрелу. Пока та была в воздухе, наложила и выпустила следующую и, пока летела вторая, еще одну.
Тук, тук, тук.
Как дятел – только не бывает таких упорных дятлов. И дятлы не убивают.
Анник, склонив голову к плечу, полюбовалась делом своих рук. Все стрелы теснились друг к другу на пространстве не больше глаза. Маленького глаза. Если снайпер была довольна, то умело это скрывала.
– Я не устала, – сказала она и по перекошенным половицам зашагала собирать стрелы.
Гвенна открыла было рот – и закрыла. Спорить с Анник – пустое дело. Не устала значит не устала. Сама Гвенна вымоталась до предела. Ей чудилось, что она не знала отдыха по меньшей мере с бегства с Кирин. Казалось бы, последние девять месяцев прошли спокойно. В андт-килском сражении досталось всем, и основательно. В бедре у Анник засела половина ургульского копья. У Талала были сломаны три пальца, три ребра. И еще трещина в лопатке – все, надо полгать, от последнего взрыва, подкосившего Балендина. При том же взрыве Гвенна получила камнем по голове, а еще один перебил ей кость над коленом.