Последний аккорд
Шрифт:
— Слышал. О нём писали недавно, — сообщил Ал. — И писали обратное.
— Обычная пыль в глаза. Ещё надо смотреть на издание, — разъяснил Голд. — Верь тем, что принадлежат Брайанту. По крайней мере, в плане внутренней экономики. Даже местной внутренней экономики.
— Понятно. А у тебя с ним какие-то личные счёты?
— Нет. Не совсем так, — он понял, что всегда будет злиться на Стентона. — Скажем, меня страшно раздражает его недальновидность и привычка брать то, что ему не принадлежит.
— Ты потерял из-за
— Да, пару раз. Не только это.
— А что ещё?
— Он делал непристойные предложения чужим жёнам, включая мою.
— Он приставал к маме? — Альберт скривился, будто это была самая невероятная из всех невероятных возможностей на свете.
— Какой удивлённый тон! Даже обидно! — рассмеялся Голд. — Белль — очень привлекательная женщина. А в те далекие времена она была ещё и молодая привлекательная женщина.
— Но мне-то она мама.
— Тебе — мама, — согласился он с сыном. — И женщина, которую я люблю. Вполне нормально, что я до сих пор злюсь на человека, который оскорбил её.
— Почему он ещё жив?
— Потому что я не всегда решаю проблемы столь кардинально. Но я ему врезал.
— Сильно? — Ал произнёс это почти с надеждой.
— Прилично, — кивнул Голд. — Что тоже очень нехорошо.
— Ни на минуту не можешь бросить воспитательный тон? — горько усмехнулся парень.
— А как ещё поступить, если оскорбили твою женщину?
— Наверное, никак. Угрозы, жёсткий разговор по душам… — задумался Голд. — Но до таких, как Стентон, — не доходит.
Между ними снова повисла тишина. Альберт хотел ещё что-то спросить, но не знал как.
Чуть позже он нашёлся с вопросом:
— Ты очень её любишь?
— Белль? — уточнил Голд. — Разумеется. Больше, чем самого себя.
— А как ты это понял?
— В смысле?
— Ты чётко осознаёшь, что её любишь. Но почему ты думаешь, что это чувство такое большое и подлинное?
— Потому что я не мог без неё жить? Она нечто, что есть у меня, нечто, что при самых кошмарных жизненных обстоятельствах удерживает меня на плаву, — Голд говорил открыто, — и я счастлив просто от того, что могу быть с ней рядом. Это сложно объяснить. Пожалуй, даже невозможно. Любовь нерациональна и непредсказуема. Порой благодаря ей могут ужиться самые противоречивые противоположности.
— Мне не кажется, что вы с мамой противоречивые противоположности. Ты не мог выразиться проще?
— Прости?
— Я, наверное, никогда не любил, — протянул Альберт.
— Вполне возможно, — кивнул Голд. — А ты искал любви?
— Нет. По правде, я никогда не думал, что ищу. Мне казалось, что я люблю Полли. Но я просто хотел быть рядом с такой, как Полли. И немного любовался собой, потому что такая женщина была моей. Но не была.
— Вы с Полли слишком молоды и были увлечены собственными успехами больше, чем друг другом. А Керри?
— Керри мне очень дорога, но как друг, —
— То есть ты никогда не пробовал возобновить их?
— Пробовал. Когда Бри меня бросила, мы с Керри вернулись в Бостон и провели ночь вместе. Убедились, что это не работает. И теперь я совсем о ней не думаю в этом ключе. Как и она обо мне. Перечеркнули последние «а если».
— Ясно.
— Я бы не ужился с Керри. Каждый раз, когда бываю у неё в гостях, мне хочется, если честно, прибраться. И я бы с радостью сделал это, но весь хлам, а иногда даже мусор, — это необходимые вещи для её творческого процесса, — Альберт сказал это почти с сожалением.
— А меня просто раздражает, когда всё валяется.
— Об этом я пока не успел забыть.
— Мой психотерапевт говорит, что у меня шизоидный тип личности. Из-за этого мои противоречия. Я, представь себе, очень чувствительный, но внешне холодный и равнодушный. У меня есть воображение, но не умею воплощать его. У меня нет интуиции, из-за чего я и прячусь за бесконечными рядами формул и терминов, думая, что они содержат всю истину.
— Вот глупости! — нахмурился Голд.
— Не то слово! — воскликнул Альберт. — Если бы истина была известна, моя работа стала бы сразу совершенно бессмысленной.
— Я не про это! — возразил Голд. — Я про психотерапевта.
— А что с ним не так?
— Ты не говорил, что ходишь к психотерапевту.
— К урологу и дантисту я тоже хожу. А ещё к парикмахеру и портному, бывает, заглядываю. И ещё десяткам различных разномастных людей, — язвительно сообщил Альберт. — Чем психотерапевт хуже?
— К дантисту?
— Теперь тебе и дантист не нравится. Это просто профилактика. А уролог, значит, не смущает?
— С твоим образом жизни это даже похвально, — лукаво улыбнулся Румпель.
— Подколол, — фыркнул Альберт. — Молодец.
— Но вернёмся к психотерапевту.
— А может, не надо?
— Выкладывай.
— Я не совсем хожу к психотерапевту, — сознался Альберт. — Я сплю с психотерапевтом. И она не всегда может удержаться от комментариев.
— Ты же вроде решил завязать с отношениями.
— А это и не отношения. У нас просто секс. И абсолютная свобода, — он упорно убеждал себя в этом. — Пока нас это устраивает. Если кто-то захочет большего, то мы просто прекратим встречаться.
— Так… — Голд попытался разобраться в этом. — А она в курсе, что это очень свободные отношения?
— Да. Определённо. И слово «отношения» тут не подходит.
— Кто она?
— Психотерапевт.
— А ещё?
— А какая разница? Не отстанешь?
Голд только отрицательно покачал головой.