Последний аккорд
Шрифт:
— Тут всегда так жарко? — спросил Чарльз, нервно приглаживая усы и бороду. — Ужасно. Но не так, как во Флориде.
— Слышал, там влажно, — отозвался Голд. — Но я никогда не был во Флориде. Здесь ветра холодные. И особо не расслабишься. Разве только вечером. Но зато очень живописно.
— Любуетесь видами? Думал, отдохнуть тут с недельку, — Брайант достал из нагрудного кармана пачку сигарет. — Вы не против, если я закурю?
— Пожалуйста.
— Реджина говорит, что они меня убьют.
— Вероятно, она права. Но бросать курить в
— Ваша жена, кажется, очень эрудирована, — отметил Брайант. — Пару минут назад она высказала несколько занятных идей.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Румпель. — Что же… Мы обменялись комплиментами в адрес наших жен. Что планируете нахваливать дальше?
— У вас чудесный дом! — засмеялся Чарльз.
— Это неправда, но спасибо. Вашего не видел.
— Дом — неудачный выбор. Но я, как и Реджина, надеюсь увидеть вас у себя в августе.
— Не вижу причин для отказа.
Чарли докурил сигарету, выудил из кармана маленькую пепельницу и затушил окурок.
— Я слышал о вашей фирме и о её последних делах, — снова заговорил он. — Вы правда курируете большую часть сделок по распродаже остатков корпорации Брэдфорда?
— Кто вам сказал?
— Слухами земля полнится.
— Да, правда, — признался Голд. — Но я это не афиширую.
— Хорошая была бы реклама.
— Реклама не та выгода, которую я пытаюсь извлечь из этой неприятной ситуации.
— И чего хотите вы?
— Вопрос не в том, чего хочу я, мистер Брайант, — возразил Голд. — Вопрос в том, что сейчас конкретно заинтересовало вас.
— Бумажные фабрики, — прямо сказал Чарльз. — Все пять, что принадлежали компании. Меня интересует возможность их приобретения до аукциона при самой низкой ставке.
— Вам нужен приоритет? — усмехнулся Голд. — Мистер Брайант, где же ваша хвалёная честность?!
— Если бы она и правда существовала, то я бы давно обанкротился, — без обиняков ответил Чарльз. — Так что вы скажете?
— Я обдумаю этот вопрос, — уклончиво ответил Голд. — Но зачем вам эти фабрики? Мне казалось, что этой частью вашей деятельности занят Джонатан.
— Мой брат решил, что больше не желает иметь со мной дел, — грустно ответил Брайант. — Он считает, что я выживший из ума старый дурак, который оказывает неоправданное доверие собственному отпрыску, хотя Уильям, между нами, даже в бессознательном состоянии не способен на те ошибки, которые когда-то совершил Джонатан.
— Ошибки Джонатана мне хорошо известны.
— Я знаю.
— Но я вам сочувствую, — почти искренне сказал Голд. — Я обдумаю ваше предложение.
— Я ещё не делал никаких предложений.
— Разве?
Чарльз рассмеялся и вернулся в дом. Через минуту Голд последовал за ним. Они как раз подоспели к приезду Генри и Вайолет с тремя детьми, что для многих стало неожиданностью.
—
Роланду это совсем не понравилось, но он поборол недовольство и сбежал по ступенькам следом за ней. Дети Генри с радостным визгом бросились к бабушке, а Томаса Роланд подхватил на руки, поздоровался с Генри и Вайолет и вернулся в дом. Из вышедших навстречу остались только Чарльз, Белль и Голд. Белль поприветствовала всех и увела Вайолет и Бена за собой на кухню.
— Бетани, ты выросла! — воскликнула Реджина. — Вот уезжаю и всё пропускаю!
— На один дюйм! — гордо сообщила девочка. — А ты оставайся у нас! Навсегда! Привет, Чарли! Здравствуйте, мистер Голд!
— Здравствуй! — весело сказал Голд.
— Привет, Бетт! — ласково произнёс Чарльз. — Хулиганишь?
— Только планирую! — подмигнула девочка и ушла вместе с Реджиной.
Восьмилетняя Бетани Миллс всегда вела себя очень непосредственно и свободно. Для неё не существовало никаких авторитетов, и она никогда не извинялась за озорство и непослушание. Однако она была очень доброй, стремилась со всеми подружиться и расстраивалась, если кто-то не хотел дружить с ней. Её интересовало мнение только одного человека — её брата. Она даже старалась копировать его сдержанность, выпрямляла спину в его присутствии и следовала общепринятым правилам. Вряд ли она сама до конца сознавала, почему так: из любви ли или из потребности защитить того, кто слабее.
— Чего нам ждать? — со смехом спросил Голд у Генри. — Мне стоит опасаться?
— Здесь всегда стоит опасаться, — ответил Генри. — Рад тебя видеть, Чарли!
— И я!
Генри обнял Брайанта, а потом, минуту поколебавшись, и Голда. Для последнего это было очень неожиданно, потому он крайне неловко ответил внуку. Когда Генри перекинулся парочкой слов с каждым, то присоединился к Чарльзу и Голду в гостиной. Пусть не напрямую, но беседа, которая завязалась на террасе, продолжилась. Генри же проявил интерес только потому, что не хотел участвовать в женской беседе. Роланд на него слегка обиделся и полностью отвлёкся на племянника, с Адамом общих тем он никогда не находил, а Альберт непринуждённо игнорировал всех вокруг и его, Генри, в особенности.
Генри едва ли улавливал те частности, о которых шла речь, и позже стал выражать свои либеральные идеи. Голд и Чарли слушали его со скучающим видом как люди, безразличные к политике, и потягивали бурбон. Позже, привлечённый спокойствием общей атмосферы и наличием бара, к ним присоединился Альберт.
— Ты не прав, — тут же заявил он, обращаясь к Генри.
— Вот так сразу? В чём же?
— Ты идеализируешь одно и совершенно не берёшь в расчёт положительные качества другого. Это особенно смешно, потому что не имея представления, ты искренне убеждён, что что-то решаешь. Политика, Генри, — дело грязное. Особенно для таких, как ты.