Последний английский король
Шрифт:
– Допустим. Но ведь наемники всякий раз дают клятву верности.
– Что ж, и клятву можно купить и продать, тем более теперь, когда люди поддаются злу и забывают пути отцов.
Шагов пятьдесят Квинт прошел, размышляя над этим, потом сказал:
– Мы же видели, что в гвардии греческого императора служат те, кто прежде сражался на стороне Гарольда. Может быть, и ты бы оказался среди них, если б твоя рука могла держать меч.
– Поосторожней, голландец или кто ты есть, с тобой я и левой рукой справлюсь!
«Господи, что-то ему сегодня и слова не скажи», – подумал Квинт.
– Вообще-то я фриз [32] , той же саксонской породы, что и ты. Но мне не все понятно с этой вашей присягой, – примирительным тоном произнес он.
– Вот именно –
– Ну так расскажи мне, объясни, в чем я ошибаюсь. Твой ученик смиренно ждет наставлений учителя.
Уолт быстро взглянул на Квинта – не смеется ли он, – но лицо его спутника выражало лишь чистый, неподдельный интерес.
32
Фризия, историческая область на границе Германии и Голландии.
– Клятва дружинника исходит из самого сердца, а сердце его с рождения готовят к этой клятве. Мальчик видит перед собой пример старших, слушает их рассказы, проводит пиршественные ночи в большом доме, прислуживает у стола, внимая песням о подвигах и деяниях предков, а потом подрастает и сам пьет мед за этим столом, поет и играет на арфе. В такие ночи мужчины дают торжественный зарок, налагают на себя обеты, похваляются будущими подвигами, и это не пустые слова, это нерушимое обязательство: воин говорит перед всеми, на что он готов пойти ради своего господина. Вновь и вновь дружинники повторяют, что будут служить эрлу или королю, не ожидая иной награды, кроме права и чести биться бок о бок с ним. Дружинники клянутся также в верности своим сотоварищам, клянутся стоять плечом к плечу, сдвинув щиты. Если человек прожил так двадцать лет, год за годом, смело можно верить его слову. Да, несомненно, ему можно доверять.
Уолт быстро зашагал вперед, размахивая искалеченной рукой, высоко вскинув голову, словно вновь шел в бой вслед за Гарольдом Годвинсоном. «Господи, – снова подумал Квинт, – он сегодня не только раздражителен, но и занудлив, воспринимает себя слишком всерьез». Но худшее ждало его впереди – Уолт вдруг запел. Хорошо поставленным голосом, не слишком высоким для мужчины и не слишком низким.
Вспомним, как мы хвалились в наших застольях медовых, похвалялись друг перед другом удалью в будущих битвах, – пускай же каждый покажет свою отвагу. Я расскажу вам о моих предках: дед мой был могучий правитель. Не упрекнуть меня никому из танов... Но мой конунг пал в битве, и нет тяжелее скорби – он был мой родич и мой господин... [33]33
«Битва при Мэлдоне» (212–224, с некоторыми изменениями и пропусками). Все цитаты в тексте романа приводятся на современном английском. Для русского переложения были использованы переводы В. Г. Тихомирова, сделанные с древнеанглийского подлинника, см.: Древнеанглийская поэзия. М., 1982; Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о нибелунгах. М., 1975.
Внезапно Уолт рухнул к подножью вяза, обхватив его левой рукой, а правую, искалеченную, принялся кусать и грызть, как расшалившаяся кошка, которая, если ее раздразнить, порой кусает до крови. Квинт подбежал к другу, оторвал его руку от дерева, прижал Уолта к своей груди, сел рядом с ним и принялся баюкать его, точно младенца. Он тоже затянул песню, но совсем другую – ту, что пела ему в детстве мать, когда у него болели зубы, незатейливую песенку о том, как лисица пытается холодной зимней ночью поймать гуся. Нет, думал Квинт, напевая колыбельную и покачиваясь в такт, это не гонор и не бравада, это безумие. В Уолте бес сидит – не тот бес, которого священники изгоняют из одержимых, а глубоко притаившийся демон душевного расстройства. Пожалуй, и в этом случае можно прибегнуть к экзорцизму. Конечно, книга, свеча и колокольчик тут ни при чем. Нужно исследовать душу и потихоньку выдавить глубоко проникший яд.
Припадок миновал довольно
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Квинт.
– Превосходно.
Уолт поднялся, потряс головой, потянулся, соединив на затылке здоровую руку и культю, растопырив локти, будто крылья.
– Ну что ж, пошли, – предложил он.
Как ни странно, он, видимо, напрочь забыл о том, что с ним стряслось.
Они снова начали взбираться на холм. Солнце, хотя было еще далеко до заката, почти полностью скрылось за вершиной горы, но дневная жара по-прежнему давала себя знать. Дубовые рощи сменились зарослями ели и сосны, и воздух был напоен ароматом нагревшейся смолы. Когда скрылось солнце, вокруг начали порхать птички, а какая-то пичужка с красной грудью и длинным хвостом рассыпала громкую трель, пристроившись на ветке сосны.
Квинт со свойственным ему любопытством жаждал узнать, помнит ли его друг о событиях, непосредственно предшествовавших припадку (на ум ему пришло греческое слово «амнезия»).
– Ты рассказывал мне о трудах и содружестве воинов, – заговорил он, – о воспитании, вернее, глубинном учении... – Мысленно он продолжил словесную игру, отыскивая в известных ему языках наиболее точный термин. По-латыни «учить» – docere, поэтому учителей называют «докторами». Учение учению рознь, как сказал бы Уолт. Существует рутинная подготовка для практических надобностей, с ее помощью овладевают ремеслом, навыками чтения или письма, иностранными языками. Но как назвать то глубинное воздействие, которое определяет и строй души, и поступки, которые и делают человека таким, каков он есть? «Индоктринация»? [34] Да, пожалуй... – Ты говорил о воспитании, превращающем воина в дружинника.
34
Здесь и дальше Квинт будет изобретать термины, которые спустя восемь с половиной веков введет в оборот доктор Фрейд.
– В самом деле?
– Да. Но ведь у этого должна быть и другая сторона. Какова ответственность эрла перед вассалами?
– Естественно, у господина тоже есть определенные обязательства. Как же иначе? Ни один человек не станет отдавать другому все свои силы, не рассчитывая на вознаграждение. И нам доставались награды, причем существенные. Лорд зовется «дарителем колец» – золотых колец, разумеется. Кроме того, он заступается за своих людей в суде или в случае раздора, покровительствует их семьям. Когда дружинник состарится и не сможет больше сражаться, эрл наделит его землей. Взаимные обязательства сохраняются и тогда: вассал становится управляющим в имении лорда, его полномочным представителем при дворе или, живя в своей усадьбе, снаряжает ему новых воинов, которые в свой черед станут дружинниками, – Но главное, ты получаешь землю, не обычный надел воина, пять гайдов [35] , а гораздо больше, может быть, сотни гайдов – все зависит от твоих заслуг. Это твое маленькое королевство, ты правишь им согласно общим законам, но оно – твое. Ты передашь его своим детям.
35
Гайд – примерно сорок гектаров.
Как далеко это от веры и верности, о которых поется в песнях, в той же песне о битве при Мэлдоне, подумал Квинт. Непостижимо, как это уживается в человеческой душе. Такую душу раздирают противоречия, она раздваивается, устремляясь в разные стороны. Это похоже на болезнь. И вновь его ум (также, надо сказать, разносторонний) заметался в поисках слова, означающего разделение души. Греческое «шизофрения» понравилось ему больше прочих.
Он не стал скрывать свои мысли от Уолта.
– Как ты ухитряешься сочетать столь разные вещи? – откровенно спросил он. – Либо ты предан своему господину, потому что принес ему клятву, потому что считаешь свой выбор достойным и честным, либо ты принимаешь от своего господина золотые кольца и земли и служишь ему ради этих благ.