Последний аргумент закона
Шрифт:
Двое парней, увидев, что Илларион идет к ним, не спеша отошли в сторону, не по дорожке, а прямо по траве.
«Может, стоит съездить ему по морде? — подумал Забродов, но тут же себе ответил. — Нет, пожалуй, он этого только и ждет».
Он еще с полчаса гулял по парку, никто ему больше не досаждал. Но интуиция подсказывала Забродову, что его в покое не оставят.
Начальник охраны олигарха Антон дождался, пока Забродов покинет парк, и только тогда махнул рукой Сэму и Питу, топтавшимся возле кустов.
— Он, — указал Антон рукой в спину удаляющемуся Забродову, — все
— Его убрать?
— Нельзя, — отвечал Антон, — пока еще он не дошел до этой ступени. Его нужно убедить. Пит тут же улыбнулся.
— Хозяева иногда любят собак больше, чем собственных детей.
Антон взглянул на часы.
— Придется действовать. Скоро он вернется в квартиру, но его выманят из дома. Держи, — он отдал Сэму две пачки долларов и расклеенный почтовый конверт, в котором было что-то потолще обычного письма.
— Понятно, — усмехнулся Сэм.
— На все про все у вас полчаса.
— Этого хватит с лихвой, — ответил охранник.
И двое молодых людей из охраны олигарха Галкина неторопливо двинулись по тротуару, стараясь не терять из виду Забродова.
— Чего он тебе дал? — спросил Пит.
— То же, что и в прошлый раз.
— В прошлый раз, — задумался Пит, — он, по-моему, давал патроны.
— Не все ли тебе равно? — ответил напарник.
Забродов, как только вошел во двор, сразу же увидел чужую машину с милицейским номером. Двор был спокойным, милиция здесь появлялась редко. За рулем сидел молодой человек лет двадцати пяти, которого, казалось, совсем не интересует то, что происходит вокруг. Он читал, устроив папку с бумагами на руле.
Когда Илларион уже зашел в подъезд и чуть повернулся, чтобы прикрыть дверь, то поймал в зеркальце заднего вида машины пристальный взгляд молодого мужчины.
«Или я стал слишком подозрительным, — подумал Забродов, — или они все сошли с ума».
Пес так же радостно, как и час тому назад сбегал с лестницы, теперь мчался наверх.
— Наглое ты животное, — бормотал Забродов, — считаешь, что я тоже должен мчаться вприпрыжку, если тебе этого хочется? Вот уж, не получится!
Дверь на третьем этаже была открыта. Полковник-пенсионер стоял на площадке в домашних тапочках, в старом трико и начищал латунную табличку на двери квартиры. Выглядела она достаточно старомодно, словно пришла еще из тридцатых-сороковых годов. Но на самом деле, табличке было десять лет от роду, ее подарили полковнику сослуживцы, когда тот уходил на пенсию.
Фамилию, имя и отчество гравер исполнил по кальке, нарисованной штабным писарем, с завитками, петельками и прочими каллиграфическими излишествами. Тогда полковник, особо не подумав, в радостном угаре привинтил табличку на дверь, чтобы порадовать друзей, и теперь ему приходилось раз в месяц начищать ее до зеркального блеска, отвинчивать рука не поднималась. Любопытный доберман просочился между полковником и дверным косяком в квартиру, сделал круг по гостиной и негромко тявкнул.
— Пошел вон! — закричал полковник и попытался топнуть. Но мягкий тапок погасил звук. — Что вы себе позволяете! — набросился сосед на Забродова. Мало того, что
— Извините, он квартиру перепутал, — Забродов, сжав кулак, погрозил псу. Тот, даже не устыдившись, гордо прошествовал назад на площадку, не преминув потереться о полковничью ногу.
— У меня аллергия от шерсти, — сосед был настроен на скандал.
Но Забродов умел выпутываться из всяких ситуаций. Он улыбнулся соседу:
— Извините, всякое случается. Больше не повторится.
— Псы поганые! Собаки, кобели, суки… — бурчал полковник, натирая табличку суконной тряпкой, смазанной полировочной пастой.
— Еще одна такая выходка, — прошептал Забродов, обращаясь к доберману, — и я заставлю тебя заниматься арабским языком.
Он впустил пса в квартиру. Сам зашел следом. Илларион лишь успел помыть руки, как раздался звонок в дверь.
«Неужели сосед пришел ругаться?» — с тоской подумал он.
Любого незнакомца Илларион готов был спустить с лестницы, но соседи категория особая, с ними ссориться не приходится, даже если очень хочется, приходится терпеть. Забродов отворил дверь, приготовив на лице сочувствующую гримасу. Но произошло то, что случалось крайне редко: Илларион ошибся. Перед ним стоял тот самый молодой человек, который сидел в «опеле» с милицейским номером.
— Здравствуйте, — казенно проговорил гость.
— Да, — во взгляде Забродова не было даже намека на радость.
— Извините, я — следователь, — молодой человек распахнул удостоверение и довольно быстро, с громким щелчком сомкнул твердую картонную обложку, — веду дело о происшествии на шоссе, ведущем в Шереметьево.
— Да…
— Разрешите войти?
Илларион, немного поколебавшись, пропустил гостя.
— Обувь не снимайте, — бросил он, заметив, что следователь раздумывает, не сбросить ли ботинки. Квартира сияла чистотой. — Проходите в гостиную, Илларион еще находился под впечатлением беседы с неизвестным в парке.
Если бы он знал, с кем ему пришлось говорить, то сразу бы увязал теперешний визит с предыдущим разговором в парке.
Пока же он только подумал: «Такая оперативность подозрительна».
— Садитесь, — Забродов сел напротив следователя и приготовился слушать. Он использовал один из своих любимых приемов — лучше поменьше говорить самому, и тогда собеседнику приходиться выкладывать больше, чем тому хотелось бы. — Да, я слушаю.
— Вы были свидетелем дорожно-транспортного происшествия на шоссе вчера?
— Да.
— Хотя свидетелем вас можно назвать только условно. Ведь самого момента наезда вы не видели? Забродов кивнул:
— Какие-нибудь проблемы?
— Вы даже не поверите, какие странные вещи иногда случаются! — всплеснул руками следователь. — Мой коллега ночью не правильно оформил ваши показания, а наша работа не терпит неточностей. Вот и получается, что придется оформлять ваши показания снова.
— По-моему, все было в порядке.
— Мне тоже так показалось, но он перепутал дату, поспешил поставить завтрашнее число. Еще не было двенадцати ночи. Да вы сами понимаете. К току же существует несколько неточностей.