Последний бой
Шрифт:
— Мама!— крикнула девушка.
— Ну что, Клава?
— Тут кто-то есть... Слышь, мама!— повторила она испуганным голосом.
— Живой человек, мамаша. Здравствуйте!— ответил я и вышел из кустов.
— Здравствуйте,— сказала женщина и поправила сползший на лоб белый в клеточку платок.
— Меня, Клава, бояться не надо,— улыбнулся я.
— А чего вас бояться...— Девушка отвернулась и стала перебирать в плетеном кузовке ягоды. Каштановая прядка волос, выбившись из-под рыжей мужской кепочки, закрыла ей лоб и быстрые, золотистого цвета, глаза. Она откинула непокорную прядку,
— Все-таки лес, да и время такое,— промолвил я и, чтобы не затягивать знакомство, коротко рассказал, откуда иду, какие намерения.
— Холодно, поди, ночами в одной рубахе?— женщина посмотрела на меня с неподдельным сочувствием.
— Холодно. Даже очень...— И я рассказал, как ночевал в придорожном ивовом кусту, как поливал меня на кладбище дождик, как зарылся в сарае в сено и что из этого вышло...
— А если бы не проснулись? Ой!— вскрикнула Клава, и вся наигранная строгость с нее вмиг слетела, круглое лицо стало дивно свежим, простодушным. Мать ее тоже улыбнулась.
— Ничего. Живы будем, не помрем...— весело обронил я, радуясь этой встрече.
— И слава богу, что уцелел. Голодный небось?— спросила она.
Я пожал плечами, чувствуя во рту сладость малины и кисловатую, ни с чем не сравнимую терпкость хлебных крошек. Мне безумно хотелось есть, но я стыдился признаться в этом, зная, как плохо жили люди на оккупированной врагом земле, где даже соль была на вес золота.
— Ну так что, мама?— Клава вопросительно поглядела на мать.
— Сейчас же пойдем домой. Бог с ними, с ягодами. Сварим картошки. Надергаем луку, моркови. Сальца бы вам, да нету. Забрали паразиты последнего поросенка.
— А надеть что-нибудь тепленькое? — проговорила Клава.
— Это уж само собой...
— Буду вам благодарен, мамаша. Как вас зовут?
— Елизавета Федоровна. Лубенковы мы,— ответила мать.— Вы вот тут, у этих сосенок, и ждите нас. Мы с Клавкой еще засветло, я думаю, обернемся.
Договорившись обо всем, мы расстались. Я с волчьим аппетитом доел остаток хлеба. Когда проглотил последний кусок, с ужасом подумал: «А вдруг не придут?.. Все может случиться. Нагрянут немцы и полицаи, задержат на выходе из села, начнут потрошить: «Куда идете? Кому еду и одежду тащите?»— и пиши пропало».
Я решил переменить место. Долго петлял по лесу, пока не выбрал наблюдательный пункт, откуда хорошо просматривалась сбегающая к лесу дорога, по которой должны прийти Клава с матерью.
День уже шел на исход. Солнце позолотило верхушки обусловленных для встречи сосенок, а женщины все не появлялись. Я сидел на своем НП, строгая ножом можжевеловую палку для посоха, и ждал. Думал, придут мои новые друзья или нет? Повезет ли сегодня в третий раз, и не слишком ли много везений в один день?
В глубине души я был убежден, что придут. А если нет, то на это будет причина. Какая? Жизнь во вражеском тылу не укладывается в обыденные рамки, она неизмеримо сложнее всяких выводов и предположений. Иногда судьбу человека решает случай — простой, нелепый. Надо ж было старосте из Марьино приказать вывезти сено не раньше и не позже сегодняшнего дня! Вдруг бы он сам заявился в сарай и выковырял меня вилами?..
«И тем не менее ты перешел в другое место»,— подхлестнул я себя. И тут же вспомнил, как мой дед Никифор, бывало, наставлял: «Разогнал под горку телегу, на чеку поглядывай».
Ох как правильно наставлял! Порой не раз я катил на одном колесе, гнал по ухабам и не оглядывался, пока не падал вверх тормашками...
Наконец на пригорке, рядом с зеленой полоской позднего овса, показались две фигуры. Узнал я их не сразу. На той, что поменьше ростом, мешковато висел на плечах длиннополый пиджак или самотканый жупан. Это могла так вырядиться Клава. А вот другая, высокая, что шла легкой, молодой походкой, была не ее мать, а кто-то другой. Ошибиться я никак не мог. Неожиданное появление незнакомой женщины меня смутило. Почему Елизавета Федоровна нарушила нашу договоренность? Ведь она мне дала твердое слово, что придет с дочерью. А что, если это ловушка? Приманка полицейская? Кто эта женщина и кто там за горкой?
Как бы я ни преувеличивал свои подозрения, нарушение условий встречи настораживало. Наверное, я правильно сделал, что переменил место и повел наблюдение с другого пункта, заранее наметив удобный путь отхода в глубину леса. Размышляя таким образом, я держал их на прицеле и в то же время поглядывал на вершину высотки — не появятся ли там еще какие гости?..
Тем временем женщины спустились с пригорка, вошли с краю в небольшой смешанный подлесок и в ожидании моего появления остановились, беспокойно шаря по кустам глазами.
Надежно прикрытый низкорослыми елками, я стоял и всматривался в лицо молодой женщины, одетой в серый, городского пошива, жакет, в темно-синюю юбку, свисающую к голенищам кирзовых сапог. В одной руке она держало какой-то сверток, в другой — плетёную корзину. Ничего подозрительного в ее облике я не нашел.
У Клавдии под накинутым на плечи пиджаком тоже виднелась корзина с торчащими перьями зеленого лука. Приложив два пальца к губам, она так лихо, по-мальчишески свистнула, что, подавив сомнения, я откликнулся.
— А свистеть-то, Клава, не договаривались,— выйдя из кустов, проговорил я и, поздоровавшись с незнакомой женщиной, не спускал с нее пристального взгляда.
Понимая мою настороженность, она торопливо, с волнением заговорила:
— Мне Клава сказала, что вы командир...
— Об этом мы тоже с ней не договаривались, а наоборот...
— Вы меня извините, Лида — жена политрука,— заторопилась с ответом Клава.— Мы с мамой посоветовались и решили, что ей второй раз идти трудно, а мне одной боязно...