Последний час надежды
Шрифт:
Ники отпустила мою руку, взяла меня за плечо, легонько сжала.
— Ты понял, — она улыбнулась, дружески. — С подсказкой, но понял.
— Ты про основной талант, который всегда спешит на помощь?
Она кивнула.
— А у тебя, Ники?
— Я чувствую неправду, — она посмотрела в глаза. — Детектор лжи.
Мне стало не по себе.
Ники рассмеялась, снова взяла меня за плечо.
— Брюс, ты уже почти научился.
— Чему я научился?
— Не говорить неправду. Ты теперь просто молчишь, или меняешь тему, или говоришь, что не будешь отвечать. Заметил?
— Нет, — вот тоже
— Не всегда можно сказать правду, — Ники говорила совершенно спокойно, не улыбалась. — Не всегда человек готов быть откровенным, особенно с самим собой. Не врать самому себе труднее всего, Брюс. Я не шучу.
— И тебя это не раздражает?
— Уже нет, — пожала плечами Ники. — Человек сам должен научиться быть искренним. Если не хочет, это его право.
Вернулась Софи — несла поднос с чашечками. Чай, очень кстати.
— Через полчаса посадка, — объявила она. — У меня просьба… давайте помолчим.
Ники кивнула, улыбаясь. Я не сдержался — тоже улыбнулся, и тоже кивнул. Так мы и провели остаток пути. Молчали во все смыслах. Ники и Софи часто встречались взглядами. Ели они и говорили, то незаметно от меня. А я смотрел в иллюминатор — хотя кроме толстого ковра облаков там ничего не было.
Трое, гора Олимп, 17 июля 2010 года, 8:20
— Две тысячи девятьсот семнадцать метров, — указала Доминик. Мы с Софи смотрели, потрясённые — настолько впечатляющим был вид. Не зря древние греки поселили своих богов именно здесь. — От вершины до подножия.
— Нам нужно подниматься на вершину? — Софи выглядела расстроенной. — Я об этом не подумала. Я думала, это вон там, — она махнула рукой туда, где находился городок Катерини, из которого мы и приехали к подножию. Недалеко от нас было нечто вроде деревни — руин деревни, и среди них явственно различались выложенные из камней узоры.
— Я подумала, — Доминик указала на две большие сумки. — Нет, Софи, не на вершину. Нам нужно подняться на пятьсот с небольшим метров. Это вон там, — она указала рукой, — со стороны Трона Зевса.
— Я не альпинист, — призналась Софи.
— Я тоже, — подтвердил я. Начало похода казалось вовсе не обнадёживающим.
— София, — Доминик вновь присела перед ней, взяла ту за локоть. София не сразу, но отняла ладони от лица. — У нас есть время. Альпинистами быть не обязательно, но некоторый опыт получить нужно. Будем учиться.
— Прямо здесь? — поразилась София.
— Нет, начнём с горы попроще, — указала Ники и протянула нам руки.
— Ты нашла того шофёра? — спросил я Ники одним из следующих вечеров. Непривычно было жить в палатке. София отказалась жить вместе с нами, поставила палатку поодаль. После десяти вечеров в горном лагере мы знали палатки, и не только, как свои пять пальцев.
— Да, — до того мне не приходилось ночевать в спальном мешке. Закрыть глаза — и можно было представить, ненадолго, что мы с ней вернулись в «Мажестик». Отличить было просто — попытаться прикоснуться к Ники. Рука встречала тонкое, но очень прочное бельё — «пижаму», как она сама её называла. — У него семья, трое детей.
— Ты уверена? — она посмотрела мне в глаза. Ах, да. Детектор лжи.
— А она знает, кто он и где?
— Пока мы вместе — да. Но я не стану убивать его, и она тоже знает, почему.
— А когда ты уходишь в сны, что с ней происходит?
— Она возвращается в ту реальность, где она отказалась впустить меня.
— И ничего не помнит?
— Ничего, — покачала головой Ники.
— Это не так, — я рассказал ей про слова Доминик — то, что узнала от неё Софи. Доминик словно ударило током, она резко повернулась и приподнялась на локте.
— Ты не шутишь?
Почти сразу же улеглась вновь, на спину.
— Брюс, мне потребуется помощь. Нужно будет узнать, как она живёт и с кем встречается, когда меня нет с ней.
— Но как?
— Я уйду в сны, когда вы с Софией будете рядом. Там, у меня дома, в Сант-Альбан.
— Я не понимаю, — признался я. — Если там она тебя не впустила, то откуда мы там с Софи, почему мы всё помним?
— Брюс, ты знаешь, что такое диффузия?
Физику я ещё не совсем забыл.
— Ты как маленький! Хорошо, что помнишь. Эти реальности, — она сложила ладони одну к другой, — так близко, что смешиваются, диффундируют друг в друга — потому что я часто ухожу и возвращаюсь к ней. Вы можете оставаться там, потому что вы видите. Остальное остаётся таким, каким было бы без меня. Она вас помнит, потому что там остаётся немного меня — в виде памяти, с тобой и Софи. Я сейчас только поняла…
Она попыталась сесть, и это ей почти удалось — если бы меня не было рядом в том же мешке.
— Прости, — она улеглась вновь, обняла меня за шею. — Я только сейчас подумала, Брюс. Это единственное место, где я сама ничего не могу узнать. Поможете мне?
— Я — да.
— Я поговорю с Софи.
Я прикоснулся к её плечу. Словно к манекену прикасаюсь — не к человеку.
— У тебя ещё есть силы? — тихонько рассмеялась она. — Завтра занимаемся на полчаса дольше.
Первую неделю болело — ныло — всё. Буквально: всё. На второй день мне казалось, что я и шагу не ступлю за палатку — просто не смогу. Но смог. Через неделю мы с Софией, стиснув зубы, отправлялись с инструкторами — уже не мрачными лицами каторжников, но со своими собственными. Через две недели мы с ней перестали ворчать, хотя нагрузки особенно не уменьшались — даже наоборот.
Прошло полтора месяца занятий, после них — две недели отдыха. И снова стал июль, и снова пришлось привыкать к тому, что времени нет.
Трое, побережье, Италия
…на десятый или одиннадцатый день отдыха они пришли ко мне вдвоём. Мы проводили это время в Италии, на морском берегу — но в это утро они пришли не в пляжной одежде — а в походной. Я даже подумал, что всё, пора двигаться дальше — что потерял счёт времени.
— Что случилось? — я уже думал, сколько времени потребуется, чтобы переодеться в походное, и только теперь понял, что мы в «игровой реальности», что можно не переодеваться — мы просто вернёмся в точку отправления.